Каган тоже посмотрел на учителя и недовольно бросил:

— К чему это унылое лицо, монах?

— Завтра угаснет не одна молодая жизнь, — ровным голосом проговорил тот. — Это — всегда печально.

— Только это тебя печалит? А не то, что я не последовал твоему совету?

— Обязательство родителей перед детьми — зачать и воспитать их. Правильно распорядиться этим даром — задача детей. То же и с моими словами. Я произнёс их, а прислушаться к ним или нет — твоё решение, великий хан.

— Сравниваешь меня с ребёнком? — усмехнулся каган.

— Только если упадёшь, споткнувшись, — не моргнув глазом, заявил учитель.

Каган расхохотался и перевёл взгляд на меня.

— А я всякий раз удивляюсь, откуда столько дерзости в моей новой дочери! Она будто говорит твоими словами, монах! Не будь она латинянкой, точно бы подумал, что ты — её настоящий отец.

— Небеса уберегли меня от такого счастья, — голос Фа Хи ничем не выдал заключённого в словах ехидства. — Моё влияние на принцессу — скорее успокоить её буйный нрав, чем поощрить его.

Я заметила улыбку, скользнувшую по лицу Тургэна, очень хотела осадить и кагана, и Фа Хи, но, поймав передостерегающий взгляд учителя, промолчала. Зато каган не хотел успокаиваться.

— Буйный нрав? Да, я заметил. И завидное упрямство. Хотя бы в том, чтобы присутствовать на военных советах, не смущаясь отсутствем опыта и непониманиием обуждаемых стратегий.

— Отец... — резковато начал Тургэн, но я его перебила.

— Молчание — не всегда признак непонимания, великий хан, — до сих пор не произносила на советах ни слова, и теперь каган явно ссылался на это.

— Вот как? — вскинул он брови. — И что тогда скажешь о завтрашнем сражении?

— Не слышав начала обсуждения, трудно определиться с мнением, — снова влез Тургэн.

— Но можно сделать предположение, — невозмутимо заявила я.

Каган с усмешкой кивнул, и я продолжила:

— Можно предположить, что твоя стратегия, великий хан, основана на силе твоего войска. А мой учитель, лучше знающий образ мыслей своего народа, посоветовал быть осмотрительнее, и не полагаться на одну лишь силу. Что до моего мнения... — я сделала паузу. — Любую армию можно считать непобедимой — до первого поражения.

Ответом мне была напряжённая тишина и не менее напряжённые буравящие взгляды. Даже Тургэн слегка напрягся, а в сознании прозвучал голос Фа Хи:

— Когда уже ты научишься молчать, Юй Лу?

Но конец телепатической фразы заглушил хохот кагана, и присутствующие как будто выдохнули.

— Ты нравилась мне, когда я считал тебя юнцом, и начинаешь нравится в своём истинном обличье! — хмыкнул он и махнул рукой. — Совет окончен! Сын, ты остаёшься, остальные свободны.

Муженёк неуверенно посмотрел на меня, и каган покачал головой:

— Только ты, Тургэн, она подождёт снаружи. Или не можешь расстаться с ней ни на миг?

— Могу, но не по доброй воле, — улыбнулся Тургэн, снова посмотрев на меня.

Я вежливо поклонилась кагану и, подмигнув супругу, поспешила за Фа Хи, уже покинувшим юрту. А, выскочив из неё, чуть не налетела на учителя — он ждал у входа и молча кивнул, чтобы следовала за ним. Лицо — настолько мрачное, что мой относительно позитивный настрой после относительно дружелюбных слов кагана мгновенно улетучился. Я даже забыла позвать Хедвиг — вспомнила о ней уже у юрты учителя. Войдя внутрь, он с суровым видом повернулся ко мне, и я поспешно проговорила:

— Знаю, опять вела себя неподобающим образом. Могу пообещать исправиться, но...

— Я не хочу, чтобы ты участвовала в завтрашнем сражении, Юй Лу, — резко перебил он меня.

— П-почему? — растерялась я. — Тургэн попросил, чтобы...