– Как лечить собралась, если при виде голого тела тормозишь, – шепчет на ухо. – Может, не твое это…? – добавляет тихо и включает голос. – Как себя чувствуете, Максим Олегович? Жалобы?

На лице у брата ссадины, на груди гематомы.

– Когда красивых девушек вижу, доктор, пульс сбивается. Это плохо? – переводит взгляд на меня и лыбится.

– Это норма, хуже, когда реакции на девушек уже нет, – поддерживает шутку Амосов и тоже смотрит на меня.

Какие бабники… Ну, Макс понятно… у него в саду уже невеста была, красавчик и балагур. Но Амосов-то, серьезный врач…

Артем стетоскопом прослушивает сердце. Прощупывает живот, проверяет лимфоузлы. Серьезен и сосредоточен. Как тумблер переключает, когда лечить начинает. В нормального мужика превращается. Но только когда лечит, в остальное время павлин. Александрович. Павлин Александрович.

Макс, Макс… Я знала, что он догоняется когда-то. Хорошо, что жив. Почему только никто мне не сказал?

– Делай ЭКГ, – кивает мне Артем.

– Что мне надо делать? – лыбится Макс.

– Ничего, лежите спокойно, – шепчу ему.

– Такая страстная, что голос сорвала, куколка? – шутит на мой шепот.

Куколка?! Придурок! Я устрою “куколка”.

Смазываю присоски. Красный, желтый, зеленый... как там надо их располагать? Как светофор. Точно. Дальше. Коричневый, черный, фиолетовый.

– На какой линии размещается электрод V5? – Амосов контролирует каждое мое действие.

Замираю. Закручиваю указательный палец вокруг мизинца. Гугл знает, наверное, и Алиса. Я напрягаю память, чтобы вспомнить картинку с описанием, и никак.

– Ясно. Это практикант, Максим Олегович, обучаем, – снимает присоски и переставляет правильно. – Не шевелитесь! – запускает прибор.

Зачем я в это ввязалась?! Я же знала, что спалюсь в первый же день. С другой стороны, раз брат родной не узнал, то Амосов и подавно не узнает. Как дотянуть эти недели…

– До скольки работаешь, практикантка? - подмигивает мне.

Улыбается, шутит, значит, будет жить.

– Потом разговоры, – перебивает Артем.

Макс слушается его.

Кто б уже его приручил! Стыдно даже перед чужими людьми, что в семье самого Гуляева такое чудо. Бабки он, конечно, умеет зарабатывать, а нормальную бабу за всеми этими похождениями найти не может.

Лента кардиограммы выползает сбоку из прибора, как змея. Рисует рубцы работы его сердца. Хоть и придурок, все равно люблю его. Хоть бы ничего серьезного с ним не было…

– Шрамы украшают, да? – ловит меня за тем, что рассматриваю его.

– Нет, – злюсь на него. Я к тебе приду без этого камуфляжа. Ты у меня получишь еще за поведение. Если со мной так, то и весь персонал тут “отвлекает”.

Наконец отрываю лист с кардиограммой и протягиваю боссу. Пусть сам читает.

Но Артем не забирает, а, усмехнувшись, кивает мне:

– Читай. Посмотрим, чему вас там научили?

Серьезно? Ну, нет… Он точно мне устроит допрос, и все поймет. Зря я согласилась…

От папы еще влетит...

Но я беру кардиограмму…

Что тут у нас?

С деловым видом смотрю на пики.

Непроизвольно закручиваю указательный вокруг мизинца.

Да вроде с сердцем у Макса не было никогда проблем. Я, блин, не помню. Я с ним по врачам не хожу! Но папа регулярно отправляет нас на медосмотр. Если бы было что-то, он бы рассказал. Да. Я была бы в курсе.

– Ну что доктор, – прикусывает губу Макс, – мое кардиограмма уже сложилась в сердечко. Когда меня выпишут?

Опускает руку и типа случайно проводит кончиками пальцев по ноге. Как раз под кромкой юбки.

Зыркаю на него. И дергаю резко ногой, сбрасывая его руку.

Девок тебе мало, гаденыш?! Уже сестру лапаешь?! Встретимся мы с тобой наедине, получишь у меня.