Юра налетел на него, не успев затормозить.

– Ты чего слинял?

– Да так, решил проветриться.

– Врешь! Из-за нее, да?

– Какая теперь разница? – Иван безразлично повел плечами.

– Да плюнь ты на нее! Нашел из-за кого расстраиваться. Будто ты Самохину не знаешь! Она же еще в школе к каждому липла. Пошли назад. – Юра опять потянул Ивана к столику. – Хочешь, я ее баиньки спроважу?

– Не надо, Юр. Серьезно, – уперся Иван, освобождая запястье из крепких Юркиных пальцев. – Ты лучше завтра сам приходи.

– Чудной ты какой-то, Ванька, – нахмурился Юра, пытаясь сфокусировать взгляд на лице друга. – Ладно, бывай. Я завтра забегу.

«Если вспомнишь», – поджав губы, подумал Иван.

Юра развернулся и, чуть пошатываясь, направился к столику.

В ларьке у парковых ворот Иван купил пару бутылок «Бочкового» и маленький пакетик с картофельными чипсами, прошел по аллее, усаженной молодыми липами и березами, и уселся на свободную скамейку. Закурил.

Напротив, через скамейку, вдохновенно целовалась парочка.

Иван отвернулся. Щелчком открыв крышку бутылки о черненую широкую завитушку скамейки, Иван закинул назад голову и сделал несколько глотков. Поставив бутылку рядом с собой, он попытался устроиться поудобнее на плоском деревянном сиденье скамьи с почти вертикальной спинкой.

Нет, раньше скамейки были скамейками. Иван помнил, как еще в его детстве в этом парке стояли такие массивные скамьи из чугуна и дерева. Два боковых основания соединялись толстыми квадратными брусьями, образуя собой скругленное ложе – и посидеть удобно, и откинуться, и даже поспать, если кому приспичит. А чем их заменили? Сваренными абы как завитками с плохо пригнанными досками и совершенно неудобной спинкой, врезающейся в тело.

А фонари? Раньше и фонари были фонарями. Круглыми, длинными, с замысловатым орнаментом на основании и смешными коническими шляпками, как вьетнамские нонла. И свет был приятный, теплый и яркий. А что сейчас? Понаставили каких-то никелированных столбиков метр с кепкой от земли да с прорезями на верхушке и лампочек экономных повкручивали. Идешь, светят тебе под ноги мертвенно-бледным светом, выше пояса ни черта не видать. Собачьи столбики, одним словом.

Иван отпил еще пару глотков и выпустил облачко сизого дыма.

Парочка продолжала самозабвенно лизаться, словно собиралась высосать друг из друга все соки. Ивану было наплевать, но выглядело смешно и глупо.

Из кустов напротив вырулил рыжий кот. Даже не кот, а Котяра с большой буквы. Крупный, пухлый, рыжая шерсть блестит, а морда – довольная и наглая. Вздернув хвост, кот важно прошествовал вдоль края аллеи и, удостоив Ивана ленивым взглядом, повернул к нему. Не дойдя пары метров до скамейки, кот уселся на плитку аллеи и принялся умываться правой лапой.

– Кис-кис, – не вытерпев, позвал Иван. Тянуло пообщаться.

– Мр-р? – Котяра вопросительно уставился на него.

– Иди сюда. – Иван призывно махнул рукой.

Кот как бы нехотя приблизился. Поразмыслив, он мягко и бесшумно вспрыгнул на скамейку, бесцеремонно забрался на колени к Ивану и, свернувшись калачиком, заурчал.

– Не наглей, кот! – одернул животное Иван, незлобиво ткнув пальцами в пухлый бок.

Кот недовольно скосил один зеленый глаз.

– Ну? Может, сразу на голову?

Кот зевнул, разинув зубастую пасть, и перетек на скамейку.

– Смотри-ка! – удивился Иван. – Как будто понимает.

Кот выразительно посмотрел на него, словно хотел сказать: «Не глупее тебя», – и опять опустил голову.

– Кот, чипсу хочешь?

Иван достал из пакетика кривую ломкую чипсу, пахнущую сметаной, и протянул коту. Тот, не принюхиваясь, схватил предложенное зубами и, смачно похрустев, проглотил.