– Оставайся на месте.

Я была в пижамных штанах и бесформенной толстовке с логотипом Калифорнийского университета. Схватила конверсы из шкафа в моей суперопрятной комнате и надела поверх носков.

Я снова высунула голову в окно. Мальчик все еще был там.

– Сейчас спущусь.

Так сказала, словно регулярно лазила по шпалерам. Я не из тех детей, которые по ночам сбегают из дома, но этим вечером я не переставала себе удивляться. Заправив за уши черного цвета волосы, я забралась на стол, а затем выставила одну ногу на карниз.

– Не надо, – раздалось снизу. – Ты сейчас упадешь.

– Не упаду, – упрямо возразила я, осторожно схватившись руками за подоконник и поставив правую ногу на перекладину решетки.

– Откуда ты знаешь, что она выдержит? – спросил мальчик.

Я понятия не имела, выдержит ли она, но уже миновала безопасный подоконник и спускалась по тонким деревянным скрещивающимся перекладинам. Отмахнулась от веток и медленно продвигалась вниз, осторожно нащупывая каждую точку опоры. Затем спрыгнула на землю и отряхнула руки.

– Видишь? Крепче, чем кажется, – заявила я.

Мальчик нахмурился.

– Ты могла пострадать.

– А почему тебя это волнует?

– Я… я не знаю. Просто сказал.

Он откинул с глаз прядь волос и засунул руки в карманы куртки. У него были красивые глаза – голубые, как топаз. Вблизи я разглядела дырки на его джинсах, и они явно были не данью моде. Куртка на локтях потерлась, ботинки сносились, а рваные шнурки были завязаны узлами. С его плеч свисал потрепанный старый синий рюкзак.

Но мальчик выглядел даже симпатичнее, чем показалось издалека, хотя и совершенно отличался от Ривера. Черты лица казались мягче. Но все равно мужественные. Фантазия подсказывала, что он вырастет очень красивым. У него были в меру густые брови, и, казалось, от беспокойства он постоянно их хмурил. А еще у него был правильный нос и практически идеальный рот. На самом деле я понятия не имела, как должен выглядеть идеальный мужской рот, но точно знала, что у мальчика он именно такой.

Несколько мгновений мы молча разглядывали друг друга. Мальчик окинул меня взглядом, и я подумала, что он тоже оценивает меня. Обычно я стеснялась своих очков, брекетов и сисек, к быстрому росту которых я никак не могла привыкнуть. Во мне не было ничего, что можно назвать «идеальным», но почему-то казалось нормальным вот так стоять перед ним в темноте.

– Итак… я Вайолет.

– Миллер.

– Миллер – это имя?

– Да. А что?

– Похоже на фамилию.

– А Вайолет на цвет.

– Но все-таки имя.

Теперь, когда мы не шептались, я заметила, что голос Миллера уже поломался. Глубокий, но без противных срывов на писк, как у бедного Бенджи Пелчера. Временами он говорил так, словно надышался из гелиевых шариков. У Миллера приятный тембр. Низкий и немного хрипловатый.

– Ну? – спросил Миллер. – Чего ты хочешь?

Я склонила голову набок.

– Ты жуткий ворчун.

– Может быть, у меня есть на то причины.

– Какие?..

– Не твое дело. – Он оглянулся на темнеющий за спиной лес. – Мне пора возвращаться, – произнес он с некоторой грустью. Как будто смирился. Как будто предпочел бы сделать что-то другое.

«Так не отпускай его».

Я смягчила тон.

– Можешь хотя бы сказать, что ты тут делаешь?

– Я уже говорил. Гуляю.

– Ночью по темному лесу? Ты живешь поблизости? Я никогда тебя раньше не видела.

– Мы только что переехали. Я и мама.

– Круто. Значит, мы соседи.

Миллер дернул подбородком в сторону моего дома.

– Мой дом совсем не похож на твой.

В его голосе сквозила такая горечь, что я практически ощущала ее вкус.

– А твоя мама не будет волноваться, что ты здесь?