Начинаю метаться по кровати в попытке найти удобную позу, но кажется, что даже постельное раздражает разгоряченную кожу. И справиться с этой агонией может помочь только один человек, но я никогда не попрошу его, чтобы он удовлетворил мое желание.

С трудом засыпаю, когда уже виден рассвет, проклиная своего опекуна.

***

Утро начинается с отвратительного настроения из-за того, что я не выспалась по вине своего же либидо, которое все никак не хотело успокаиваться. И теперь, стоя под прохладным душем, пытаюсь все же разлепить глаза и не уснуть снова. Есть надежда, конечно, что кофе как-то поможет взбодриться, но его нужно не меньше литра, ещё и разбавить энергетиком.

Долбаный опекун. Куда теперь деваться от назойливых мыслей об этом мускулистом теле, и что может это тело сделать со мной?

Вот неделю он меня не трогал, скучно, что ли, стало?

Плетусь на кухню и настраиваю кофемашину. Следом заходит довольный Тимофей. Волосы блестят от влаги, одет в простую серую футболку и спортивки. У меня от его такого вида глаза лезут из орбит.

— У тебя выходной?

Опекун усмехается и бросает на меня непонятный взгляд.

— У меня не бывает выходных, пигалица. Но работу дома никто не запрещал.

Пожимаю плечами и делаю большой глоток сладкого кофе. Зажмуриваюсь от ощущения, как тепло растекается по венам и все же дарит небольшую бодрость.

Открываю глаза и чуть ли не давлюсь кофе. Тимофей стоит возле гарнитура кухонного и хмурится. Потом переступает с ноги на ногу, а я с трудом сдерживаю смешок. Если он услышит, как я тут веселюсь, сразу все поймет, а у меня нет в планах умереть сегодня.

Я даже успеваю пожалеть, что вообще устроила все это. Но когда Тимофей еле слышно матерится и пытается незаметно для меня оттянуть резинку штанов, я все же не выдерживаю.

— Знаешь, когда в том месте что-то зудит, пора бежать к венерологу, — как можно безразличнее заявляю, пока верчу в руках кружку с остатками кофе.

Лицо Тимофея вытягивается, и он оборачивается ко мне.

— Что за хрень ты несешь?

Пожимаю плечами.

— Ну, ты же не так давно хвастался, что у тебя столько баб, что на меня даже и смысла нет смотреть. Вот я и предположила, мало ли, может, ты про защиту забыл — и вот итог, — по мере монолога сдерживать смешки становится сложнее, но я прикусываю губу.

Тимофей замолкает, видимо, обдумывая мои слова, а потом резко сокращает расстояние между нами и хватает меня за подбородок, притягивая к своему разъяренному лицу:

— Ты че опять натворила, пигалица?

— Я? — хлопая глазками, вцепляюсь в его запястье в попытке отодрать его от себя. — С чего бы мне что-то делать, дядечка?

— С того, мать твою, что у меня бабы не было хер знает сколько уже.

— Упс, — закрываю уши, — избавь меня от таких интимных подробностей. Мне неинтересно, с кем ты там спишь.

Тимофей встряхивает меня, как тряпичную куклу, и выдергивает из-за стола.

— Говори давай, что ты там учудила? — в его потемневших глазах затаено обещание расправы, и вся моя бравада слетает. — Кристина…

Этот рык посылает по телу дрожь.

— Ничего такого. Всего лишь твое белье приправила красным перцем.

— Ах ты ж,! — воет опекун и берет меня на буксир.

Тащит меня на второй этаж, а я не успеваю ногами переставлять, чуть ли не висну на нем.

— Куда ты меня прешь?

— Допрыгалась, коза, — затаскивает меня в свою комнату и швыряет на кровать.

— Эй, — пытаюсь встать, пока Тимофей отвлекается и роется в тумбочке.

Достает галстук и снова пихает меня на кровать, задирает руки над головой, а до меня доходит, что он собирается сделать.

— Эй, отпусти меня, — пищу я и дергаюсь, пытаясь скинуть эту тушу с себя.