— Ника, — хватает меня за руку, тянет на себя, — мы с Денисом развелись. Почти сразу после того случая. Он не хотел, но я не могла больше быть с ним. Такое не прощают. Я очень боялась, что он отсудит опеку над сыном…Но я не могла по-другому. Каждый раз, когда я закрываю глаза, Ника, я тебя вижу. Твою рассеченную губу, окровавленную спину…

— Зря, — я крепче сжимаю блокнот, мну его в пальцах, превращая страницы в мокрую труху. — Уверена, что вы помиритесь, снова сойдетесь… А я… – делаю глубокий вдох. – мне не привыкать. Наверное…

Слова заканчиваются. Мне не хватает дыхания — воздух кажется слишком густым, раскаленным. Меня накрывает воспоминаниями о нас вместе. О ее руках на моей воспаленной, разгоряченной коже. О моих собственных губах, которые исследовали ее тело во всех аспектах. Меня забирает. Еще чуть-чуть и вновь паду, потеряю контроль. Захочу всего лишь забыться, а потом, после пары жарких ночей вместе, станет еще больнее. Меня поглотит пустота. Не хочу.

— Ника, ты можешь пойти сейчас со мной? — умоляет она, сплетая наши пальцы. Смотрит так, что сердце колет иголкой. — Нам очень нужно поговорить.

Поговорить. Нет, не это ей нужно. Мы сейчас выйдем отсюда и сядем в ее машину, найдем отель поприличнее, и меня опять снесет до корней зубов.

— Да, конечно, — киваю я, засунув выбившуюся прядь растрепанных волос за ухо. — Я сейчас.

Я вырываю свою руку из ее пальцев, несусь на кухню, чуть не выбив поднос из рук коллеги.

— Эй, — взвизгивает девчонка. — Совсем глаза чем-то обшиты?

— Прости, — бросаю на ходу и тараню ладонями распашные двери.

— Можно тебя? — останавливаю Марику, которая уже подхватила поднос и собралась нести его в зал.

— Давай только резче, — басит она прокуренным голосом и впяливает в меня свои крошечные глазки, густо обведенные черной подводкой.

— Слушай, подмени меня, — выпаливаю я тут же. — Мне нужно уйти. Срочно. Это очень важно.

— Терлецкая, ты совсем стыд потеряла? — она смотрит на меня так, будто сейчас прибьет. Взглядом испепелит. — Опять хочешь на меня весь зал в обед свалить?

— Прости, я выйду на смену, когда тебе будет нужно, — умоляю я, а потом обещаю последнее, чем могу ее прельстить. — Я дам тебе денег за смену.

— У тебя их нет, — усмехается Марика. — Думаешь, я ничего не вижу и не знаю? Ты, Терлецкая, нищебродка, которая выживает на зарплату.

Она права только в одном: стыд я потеряла давно. А вот бабки заработать могу. Хорошие, большие, не здешние гроши. Один вечер моего времени может стоить очень дорого, но… Я больше не хочу так. Не хочу быть чужой секс-куклой. Мне нужно, чтобы было по моим правилам.

— Я найду. Прошу тебя, — касаюсь ее плеча, надеясь, что Марику все же прельстит мое предложение.

— Ладно, в воскресенье выйдешь и все чаевые мне отдашь, — сжаливается она. — Вкурила? И это последний раз, Терлецкая. Я тебе не херова нянька.

— Спасибо, — благодарю я, развязывая фартук и срывая его с себя.

Я резко разворачиваюсь на пятках и, лавируя между персоналом, несусь к черному выходу. Какое счастье, что он здесь есть. Вылетаю в подворотню и бегу мимо смердящих мусорок, вылетаю на улицу. Несусь, распихивая прохожих. Мышцы горят, слезы застилают поле зрения. Я не хочу обратно. Не хочу окунаться в прошлое. Мне просто нужно забыть. Хотя бы забытья.

Ваня

Паф. Паф. Паф. Паф. Паф.

Мои шаги разносятся по пустынному коридору, отлетают от стен, бьются о барабанные перепонки. Похоже на музыку.

Паф. Паф. Паф.

Насвистываю что-то, что мне кажется подходящим под этот шаговый бит. Настроение на высоте. Как и всегда, когда я работаю.