Теперь я поняла, почему юрист пригласил меня домой.

Дело в том, что с семьей Лазаревых Иосифа Леонидовича связывали долгие дружеские отношения. Для пожилого юриста это была не только работа – ведь речь шла о людях, которых он хорошо знал.

Теперь стала понятна и фраза Маргариты о «бедной Лизаньке». Умершая в Ницце дама была подругой пожилой пианистки.

– От чего умерла госпожа Лазарева? – спросила я, в упор глядя на адвоката.

Сташевич скорбно вдохнул и пояснил:

– По роду своей деятельности вы, Евгения, привыкли иметь дело с криминалом… но, уверяю вас, Елизавета Михайловна скончалась от естественных причин, а именно – от болезни сердца, которой страдала долгие годы.

Сташевич сцепил ухоженные руки и покрутил большими пальцами. А потом добавил:

– Но вы, конечно, понимаете, какова истинная причина. Для Елизаветы Михайловны страшным ударом стала гибель единственного сына, Леонида Лазарева. Эта трагедия потрясла всех нас, но сердце матери…

Слушать про сердце матери я была не в силах, поэтому перебила:

– А почему вы решили, что дочери убитого требуется охрана?

– Это не я решил, – укоризненно покачал головой Сташевич, – так считала Елизавета Михайловна. Уверяю вас, она редко ошибалась. Почти никогда. И, несмотря на почтенный возраст, сохранила ясность мыслей. О чем свидетельствует лежащий передо мной документ.

Я невольно восхитилась, как элегантно юрист вернул разговор в нужное ему русло. Учись, Охотникова!

Смиренно вздохнув, я придвинула к себе рукописные листки.

Это оказалось письмо, адресованное лично мне. Я удивленно взглянула на Сташевича.

Юрист пожал плечами и пояснил:

– Данный документ находился в конверте с надписью: «Вскрыть в случае моей смерти». Конверт был получен мной за две недели до смерти Елизаветы Михайловны. Отчасти он является частью ее завещания. А именно – вам, Евгении Максимовне Охотниковой, поручается обеспечение безопасности Лазаревой Луизы Леонидовны, две тысячи тринадцатого года рождения. За весьма достойную оплату, позвольте отметить.

Сташевич бросил на меня проницательный взгляд поверх очков.

– Почему сейчас? – Вот первое, что вызвало мое законное удивление. – Лазарева убили пять месяцев назад. А мои услуги потребовались только сейчас?

– Почти шесть, – значительно произнес Сташевич.

– А-а, – сообразила я, – завещание! Наследник… или наследница должны вступить в права. Поэтому бабушка этой самой Луизы опасается за жизнь малышки.

– Вы, Евгения, как всегда, совершенно верно уловили смысл, – кивнул юрист.

– Но даже если девочка станет наследницей банкира… не понимаю, у нее же есть мать, другие родственники!

– Вот тут, Евгения, вы попали в самую точку! – Адвокат даже щелкнул пальцами. – Понимаете, там все не так просто. Семью не назовешь благополучной.

– Похоже, причина как раз в матери ребенка, – догадалась я.

– Если бы вы ее видели! – не сдержался Сташевич. – Вы знаете, я не имею привычки обсуждать клиентов… но здесь что-то из ряда вон выходящее.

На этом месте мне стало интересно. Что же за подругу жизни нашел себе покойный банкир, если она вызывает такие бурные эмоции у спокойного, точно удав, юриста, а также у его собственной матери?

– Может быть, сначала прочтете письмо? – предложил Сташевич.

Я поняла, что адвокату нужно дать успокоиться, придвинула к себе листки и погрузилась в чтение.

«Дорогая Евгения! – так начиналось послание. Я слегка опешила, поскольку не имела чести знать покойную даму. Ладно, спишем на возраст и вполне понятное эмоциональное состояние. – Обращаюсь к вам так потому, что вы – моя единственная надежда!»