Я всегда была доброй и почти всепрощающей, но люди, действительно, меняются. Ощущаю это на себе.

Одна радость, громила не задерживается. Освободив руки и делая вид, что меня не существует, он спокойно разворачивается и выходит наружу. Через секунду слышу щелчок. Дверь вновь запирают.

Раздумываю ли я хоть секунду, прежде чем рвусь вперед?

Нет.

Боюсь ли, что в еде или питье подмешали что-то опасное?

Да когда?

Мозг отключается, перед глазами маячит лишь одна цель – вода! Все страхи по боку, жажда управляет телом и диктует, что нужно делать.

Уговариваю себя – торопиться не следует, но останавливаюсь лишь тогда, когда на дне остается небольшой глоток. А мне мало. И хочется плакать… но организму требуется вся жидкость, чтобы продержаться непонятное количество времени. И слезы сейчас ценны.

Почти силой переключаю внимание на непонятную бурду, склизкую серую массу, размазанную по тарелке. Я – не привереда, но содержимое миски только с богатым воображением и большой натяжкой можно назвать кашей. Стараюсь не кривиться и, прежде чем приступить к трапезе, перемещаюсь назад на лежанку. Без аппетита засовываю в себя нечто пресное и малосъедобное и жую, жую.

В этот день больше ничего не происходит. На следующий все повторяется с идеальной точностью.

Вот только жажда уже буквально разрывает на части, да и сил, чтобы двигаться, остается меньше. Экономя внутренние резервы, бездумно валяюсь на матрасе, мало реагирую на вонь от помойного ведра и непрестанно гляжу вверх. Через окно я вижу кусочек серого мрачного неба, но оно все равно меня радует.

Третий день всё меняет. Я не успеваю проснуться, как с шумом отворяется дверь и ударяется о стену. В этот раз охранник не проходит внутрь, а громко и грозно рявкает:

– На выход.

Несколько секунд просто моргаю, не двигаясь, боясь, что мне послышалось, однако насупленный взгляд из-под густых бровей опровергает мысли, как и следующая фраза.

– Хочешь, чтобы за шкирку тебя вынес?

Отрицательно мотаю головой, поднимаюсь на подрагивающие ноги и, чуть пошатываясь, бреду к выходу.

– Не дури, девка, – раздается предупреждение над головой, когда я протискиваюсь мимо амбала и прижимаюсь к стене, чтобы даже полами пальто его не задеть. – Иди смирно рядом, иначе свяжу и потащу волоком по земле. Поверь, тебе не понравится.

Верю.

Киваю болванчиком, не произнося ни слова. Язык намертво присох к нёбу. Но этого и так оказывается достаточно. Мужчина понимает. Он небрежно запирает подвал и, то и дело пиная в спину, заставляет шустрее переставлять ноги.

На улице охранник не позволяет надышаться, насладиться свежим морозным запахом осени, хватает огромной ручищей за плечо и тянет в сторону небольшого одноэтажного строения из серого камня.

– Вымойся и приведи себя в порядок, – отдает он распоряжение, втолкнув меня в маленькую комнатку не больше десяти метров, где кроме узкой кровати с матрасом, столешницы, вмонтированной прямо в стену, и колченогого табурета больше ничего нет. – Душ там, – кивает на узкую неприметную дверь слева, которую я пропустила, когда осматривалась. – Еду сейчас принесу. И да, советую хорошенько отдохнуть до заката. Вечером начнется твой отсчет.

Произнеся последнюю непонятную фразу, меня оставляют одну.

12. Глава 12

ЛИНА

Стоя посреди помещения, еще раз неторопливо пробегаю его взглядом. Ничего нового кроме того, что отметила чуть раньше, не замечаю и уверенно двигаюсь в сторону единственной открытой двери.

Санузел. Стандартный. Небольшой, но со всем необходимым. Вплоть до наличия полотенец. Маленького, висящего на крючке, и большого, перекинутого через стеклянную панель душевой кабины.