– У суда недостаточно оснований, чтобы вынести обвинительный приговор. Дело будет отправлено на доследование, – звучит как гром среди ясного неба.

А мне кажется, будто мир рушится. Потому что…

– Сильвер Багз и Гаррудо Багз должны быть освобождены из-под стражи в зале суда. Незамедлительно.

6. Глава 6

ЛИНА

Домой добираюсь на автопилоте.

Меня трясет от озноба и непонимания. Точнее уже от полного понимания, что деньги и власть в нашем мире решают практически всё. Затыкают громкие рты, закрывают внимательные глаза, стирают лишнюю память и убирают всех неугодных.

Но самое страшное, что нет на них управы, на этих всесильных. Ведь они и есть – закон. Они играючи калечат, насилуют, доводят до самоубийства и даже убивают, как того же Милса, и всё им сходит с рук. Абсолютно. Они сами себе прощают эти «грехи» и продолжают творить в том же духе, а то и пуще прежнего входят в азарт.

Не раздеваясь, прохожу на кухню и залпом проглатываю две таблетки обезболивающего, запивая их водой из стоящей на окне бутылки минералки. Только потом скидываю верхнюю одежду прямо на пол и сажусь на табурет.

Голова раскалывается так, что в горле колючий ком стоит, и тошнота не оставляет ни на секунду. Перепсиховала, вот и давление скакануло. Редкое у меня явление, но если уж случается, то лупит так, что сдохнуть хочется. По опыту знаю, что терпеть боль – не вариант, сама не пройдет, станет лишь хуже, следует сразу принимать меры. Но сегодняшний день – весь сплошной кошмар и неразбериха от начала и до конца. Вот и получается, что о спасительных пилюлях, точнее их отсутствии в сумке и необходимости положить на всякий случай, вспоминаю, когда уже становится поздно.

Сямбель, будто чувствуя мое недомогание, тихо мяукает, трется об ногу, а потом запрыгивает на колени, секунды две топчется, укладывается и затихает.

– Ничего у нас не вышло, дружочек, – жалуюсь ему, зарываясь в мягкую теплую шерстку. – Ничего. Не удивлюсь, если эти изверги потребуют с нас публичных извинений.

Отклоняю голову назад и, упираясь затылком в стену, прикрываю глаза. Слезы не заставляют себя долго ждать, прорываются горькими потоками, стекают по щекам и шее, чертя кривые дорожки, и тут же впитываются в высокую горловину водолазки.

Горько и обидно. За себя, за Ждану, за Марко, за всех пострадавших девочек, и даже за Джастину, у которой вполне могло что-то получиться и Милсом. Могло, но теперь мы об этом никогда не узнаем.

Хлюпаю носом, который под слезоточив быстро забивается и перестает дышать, и размыкаю губы, чтобы выпустить из себя жалостливый выдох.

Перед глазами возникает заплаканное лицо подруги, ее общий измученный вид и темные круги под глазами. И совесть тут же дает о себе знать очередным спазмом. А все потому, что от шока, когда судья вынес свой сумасшедший вердикт, и от догадки, кто может быть причастен к смерти Милса, я с ней даже толком не поговорила, не выспросила подробностей похода в полицию, а лишь вскользь попрощалась и сбежала. Мне срочно требовался свежий воздух, не пропитанный смрадом обмана, подкупа и преступлений.

Нащупав телефон в кармане, достаю его и, недолго думая, набираю Джастине сообщение: «Прости, что сбежала, перенервничала. Позвоню завтра, дочурке привет».

Ответ прилетает минут через десять «Я все понимаю и не сержусь. До завтра».

Выдыхаю чуть свободнее и вновь прикрываю глаза. Теперь перед глазами встают два мерзавца, чьи лица я не забуду до тех пор, пока не отомщу. Лощеные пижоны, холеные, упакованные c иголочки, наглые, чванливые, высокомерные и заносчивые. За все время, пока шли заседания, я лишь пару раз сумела поймать крохи беспокойства на их зажравшихся от наглости и произвола лицах. Никакой паники, никакого осознания собственной жестокости и желания признать себя виновными, никакого прозрения, что они играют ни в игрушки, а живыми людьми. Нелюди. Твари. Бессердечные твари.