Я вру! Впервые вру учителю. И от этого так стыдно. Поэтому не могу смотреть ему в глаза.

- Хм, Ханову помогаешь? Это неплохо. У него с химией совсем плохо. Не вытянет. Я как ваш классный руководитель вынужден буду к родителям его обратиться. К отцу.

- Подождите, - прошу я. – Дайте ему шанс. Он исправится.

- Ну, ладно-ладно, - улыбается Олег Дмитриевич. – Знаешь, что, Мария, пойдем я тебя отвезу в больницу. Передашь ему уроки и я заодно навещу. А то я так ни разу и не выбрался к нему.

И тут у меня ступор наступает. Вот этого я точно не ожидала. Но не отказать же? Как объяснить отказ? Никак. Поэтому лишь молча киваю.

Всю дорогу до больницы я нервно тереблю лямку рюкзака. Олег Дмитриевич что-то рассказывает про предстоящую Олимпиаду, про прошлые года. Я слушаю невнимательно и лишь киваю.

Когда мы оказываемся перед палатой Ханова, я не хочу туда входить. Может, пусть Олег Дмитриевич сам? Без меня?

Но он стучится, открывает дверь и чуть толкает меня за талию внутрь.

Хан

Дверь открывается, но я не оборачиваюсь. Знаю, кто это. Как раз вовремя – у меня выписка, а потом я рассчитываю немного прогуляться. Снег на улице, закидаю Птичку снежками. И да, как раз надо отдать шарф.

- Долго ты, – хмыкаю, попивая кофе в стаканчике и смотря в окно.

- Простите, господин Ханов, что мы задержались!

Я слышу насмешливый мужской голос и резко оборачиваюсь. А это что ещё за фигня?

В дверях стоит Птичка. Мнётся на месте, испугано смотря на меня.

А рядом с ней – Голубец. Учитель химии, наш класс. рук.

Стоит, улыбается, ехидничает.

- Вы так с Птицыной сдружились, - произносит. – Не зря её попросили тебе домашку носить.

Смеяться хочется.

Какая домашка?

Смотрю на Птичку – виновато губы поджимает. Она мне её ни разу не принесла что ли? У-у-у.

- Да, Птич… – я обрываюсь. – Маша мне здорово помогла. Спасибо.

Голубец поправляет очки, и неожиданно обнимает Птичку за талию. Притягивает к себе.

- Она у нас девочка хорошая, да.

Игнорирую его фразу. Взгляд только на пальцах на её теле концентрируется. Поток гнева к мозгу приливает. Руку убрать эту хочу. Какого фига он вообще её трогает? Тем более за талию? И не отпускает.

- Ну что, давай домашку и поедем? К олимпиаде готовиться. Ты, кстати, Ханов, когда на выписку?

Звон в ушах появляется.

Готовиться к олимпиаде?

Вместе будут? Почему это сказано так? Грязно, что ли. Будто у Голубца к Птичке необычный интерес. И на дополнительных занятиях они не химию учить будут.

Чёрт. Хлебало начистить ему хочу. Хотя, по сути, он ничего не сделал.

Стоп. Чего я взъелся вообще?

Из-за Птицыной ли? С чего? Голубец даже не охотник, чтобы злиться, что он моего зверька трогает. К тому же, всё, баста, мои три дня истекли.

- Ханов, выписка когда? – повторяет ещё раз.

Кое-как от ступора отхожу.

- Сегодня, - говорю нехотя.

- Тогда могли и не ехать, - отчего-то недовольно бурчит. – Уже повторили бы тему. Завтра на учёбу?

- Да, - киваю, сжимая кулаки. Раздражает он меня. Почему он до сих пор её обнимает?

- Ну, ладно. Мы тогда поехали.

Мы. Мы.

Заладил.

- Пойдём, Птицына.

Он, наконец, отпускает Птичку. Разворачивается к двери и уходит.

- Погодите.

На моё слово оба оборачиваются.

- Маш, задержишься на пару минут? Помощь твоя нужна.

Смотрю на девчонку, которая активно кивает. Голубец хмурится, но всё же выходит из палаты, на ходу говоря:

- Жду в машине, Маша.

Они что, ещё и на его тачке приехали? Он совсем офигел? Они одни были там? О чём говорили? Как он себя вёл?

- Он приставал? – выпаливаю. Хочу сказать это в мыслях, но почему-то слетает с губ.

- А? – голову набок наклоняет и моего вопроса не понимает.