- Да. В детстве. Мы с мамой вышивали немного.

- Вышивание, вязание тоже очень полезно для разработки руки наряду с физическими упражнениями, - пояснила она. - Развивают мелкую моторику.

- Я не против, - поддержала я идею. - Только надо папе сказать, чтобы он привез мои старые пяльца из дому, и какие-то нитки надо купить…

Она на это ничего не ответила, лишь молча направилась в свою комнату, а уже через минуту передо мной стоял несессер с вышивальными пренадлежностями и канва, натянутая на пяльца.

Деревянный ободок был старенький, немного потертый, похожий был и у нас, отчего я непроизвольно улыбнулась и провела по нему пальцем.

- Предлагаю начать с алфавита. Например ваши инициалы?

- Хорошая идея.

- Какой цвет будем использовать?

- Цвет морской волны, - улыбнулась я, вспоминая мамин любимый цвет, а Аврора, покопавшись в закромах нессера, достала моток мулине теплого голубого оттенка, и моя тренировка продолжилась в творческом русле.

Нельзя было сказать, что процесс вышивания был приятным - рука ныла и иногда тряслась, я часто роняла иголку, но это определенно было интереснее, чем механические движения с мячиком.  

Аврора молча наблюдала за процессом, советами не надоедала, границы личного пространства не нарушала и только иногда помогала  мне удобнее держать пяльцы в правой руке. Делая очередной стежок на канве, я в какой-то момент осознала, что эта женщина мне не чужда, рядом с ней мне было комфортно. От этой мысли я тихо улыбнулась самой себе и, немного расслабившись, украдкой посмотрела на неё. Она ровно сидела на стуле, и внезапно я осознала, что она тоже волнуется, так же, как и я, для неё тоже было важно, чтобы у нас с ней был позитивный контакт.

- У вас получается, - вежливо подбодрила она меня, а я, чтобы показать ей, что мне не чуждо ее общество, тихо произнесла:

- У вас красивое имя Аврора Малберри.

- Ничего красивого, - махнула рукой она, а по ее тону я почувствовала, что и она немного расслабилась и, как результат, подпустила меня ближе: сейчас Аврора со мной говорила, как женщина, которая была совсем не уверена в своей красоте.

Я бросила на свою компаньонку ещё один взгляд и задумалась - может быть, ее и нельзя было отнести к разряду красавиц, но, как мне показалось, у неё была своя изюминка в этом ее круглом лице с ямочками на щеках и больших проницательных карих глазах.  

- У Ван-Гога есть картина “Mulberry”. Яркая. Живая. Необычная, - тихо произнесла я, склонившись над пяльцами.

- Не знала…

Я сделала ещё один стежок и подняла на нее взгляд -  она тихо улыбнулась, обозначая ямочки на щеках, и с этого момента наш с ней контакт стал комфортным для нас обеих.

Вечером, сидя в уютном кресле у окна, я наблюдала за погруженным в огни городом и разговаривала с отцом.

- Нет, пап, не надо завтра срываться с работы. Давай лучше на выходных. Посмотришь, как я разместилась с медсестрой.

- Как она?

- Аврора очень хорошая, - уверенно произнесла я.

- Ты слушай ее, дочка. Если ее назначил Генри, значит она и правда профессионал.

- Конечно, папуль.

- И все же то же самое тебе мог предоставить и Макс, - вновь начал он, и я вздохнула.

- Знаю, папа, - уже машинально ответила я.

- Почему ты выбрала этого своего Барретта, не понимаю.

Я опять вздохнула - сложно было объяснить отцу все причины моего осознанного выбора, но нужно было попробовать.

- Папа, ты часто мне приводил пример мамы, когда она заболела.

- Но ведь я любил маму и был с ней рядом. А у этого Барретта своя жизнь.

- Я знаю, что у него другая жизнь, но сам факт его косвенной помощи уже помогает мне. Поверь. Именно его причастность поднимет меня на ноги, как ты в свое время поднял на ноги маму.