Ворон

Я злюсь? Нет, я бешенстве! Гребаная сучка! Как у какой-то провинциальной девки получается так играть на моих нервах?! Выпорю! Потом выебу хорошенько, чтобы с неделю ходить не могла, только ползать до туалета и назад, а кормить с ложки буду. Окрепнет – повторим экзекуцию, чтобы усвоила раз и навсегда, что так делать НЕЛЬЗЯ! Мать вашу!

– Слыш, обсос мелкий, – обращаюсь к побледневшему манагеру. – Прямо сейчас пробиваешь тот номер, на который звонила моя малышка минуту назад и даешь мне его месторасположение.

Наверное с минуту ничего не происходит. Этот стриженный, с куцей челкой чмошник вообще никак не реагирует на мои слова. Хотя, судя по зависшему выражению на тупой морде, тихо гадит в штаны. Да и по запаху, видимо, так и есть.

– Ты бессмертный что ли?! – рычу, улыбаясь во все тридцать два зуба.

– Ттттаккк ннннельзззя, – заикась, подает голос уродец.

– Нельзя ссать на провода, или грубить дяде, а знаешь почему?

– Пппочччемммууу?

– Да потому что оба ка-ак ебнут!

Если доселе молокосос еще не обосрался, то это произошло прямо сейчас. Я по звуку понял, и вонять стало жестче.

Блядь. Я бы сам нашел нужную информацию, только времени у меня нет.

– Давай проще. Какая у тебя зэпэ здесь за месяц? – смягчившись, спрашиваю, стараясь не делать лишний вдох. Повезло, что этот малек не допер, что можно ментов вызвать.

– Ппппятьдесят ттттысяч, – мямлит чмошник.

Пиздит. Ну реально бессмертный. Но возиться времени вообще нет.

– Даю сто, прямо сейчас, наличкой, а ты мне всего один адресок, а? – на кол бы его в лесу посадить, чтобы насекомые сожрали, однако моя Иля стоит гораздо дороже. – Ну и лицо мое из памяти стираешь, а потом записи подотрешь, ладушки?

– Ддддвести, – словно на миг осмелев, выдыхает лошпед.

Я даже почти охреневаю. Он где-то эликсир бессмертия успел хряпнуть что ли?

– Сто, и твое ебало сохранит товарный вид, – и видя, что тонкие кривые губешки приоткрываются, чтобы что-то еще промямлить, довольно грубо добавляю: – А торганешься еще – загоню тебе твой термос в задницу и сам влезу в систему.

– Идет! – слишком бодро кивает обсос. – Деньги вперед.

– Наебешь – на корм рыбам пойдешь, – напевая себе под нос, но так, чтобы ссыкло учуяло мой настрой, отсчитываю двадцать бумажек с изображением Хабаровска. – Тебе прямо под камерами отдать или на улицу выйдем?

– Так камеры третий день как не работают, – отмахивается уродец, не вовремя осознавая, что именно он только что произнес.

– Не ссы, я человек слова, – протягиваю деньги. – Мне нужен адрес и твое молчание. Лады?

– Лллады, – хватая деньги, несмело протягивает мне бумажонку.

– Благодарю, – и напоследок грозно добавляю: – Не попадайся у меня на пути, а то жадность тебя погубит.

Осталось поймать тачку. В новом телефоне, оформленном на Ларин паспорт, который у меня так и остался, вбиваю координаты конечного пункта. Ну, разумеется, центр!

Блядь! Чую, плохи дела. И соваться туда не следует. Мне бы на дно залечь, а лучше, на песочек на берегу Индийского океана. Греть кости, трахать сладкую девочку…

Вот точно, разберемся с чертовым Лексом и увезу малышку на острова, месяца на три. Воспитывать буду!

Зря я машину оставил: понятно же, что мне ее типа подогнали насовсем. Но я же не лох, чтобы “шубу с чужого плеча носить”.

О, уксус! Ты-то мне и нужен, родимый.

(Примечание автора: уксус – таксист, потому что во времена советского дефицита, таксисты продавали водку с этикетками от уксуса)

Договориться с еще одним утырком, на сей раз, восточной наружности, удается быстро. Правда, всего за пять тыщ. Обурели в край, но выбора нет. Я нутром чую, что моя малышка в беде, а посему – следует поспешить.