А третья бумага имела другое значение.

– Басманов Эльдар и Басманов Рустам.

Я усмехнулась: Давид боялся, что собственный отец может пойти против него, и эти бумаги – его перестраховка. И сильный компромат. Я предполагала, что его отец был могущественным, а Давид знал это наверняка и потому – держал того под своим контролем.

Когда вода затихла, я стянула с себя платье и лиф, а следом надела мужскую рубашку, которую Давид привез для себя.

Он вышел ко мне почти голым. Боксеры обтянули мощные бедра и внушительных размеров член. Я опустила взгляд, руки задрожали.

– Почему на тебе моя рубашка?

Он спросил меня, а сам едва не облизнулся. Так сильно загорелись черные глаза. Его рубашка сидела на мне сексуально.

– Я подумала… рубашку быстрее снять с меня.

Я никогда не соблазняла мужчин, но училась этому на вебинарах и онлайн уроках. Монарх заставил меня стать раскрепощеннее, говорил, Давиду понравится.

И он не ошибся.

– Я собирался надеть ее утром, – прохрипел он, – но не уверен, что она доживет до утра.

Я сидела на краю кровати, когда он подошел близко. Мои глаза остановились на его обнаженном влажном торсе. Под боксерами образовался внушительный бугор.

Боже.

– Ты никогда не видела член?

Он смеялся надо мной. Хрипло, по-звериному.

Я зажмурилась.

– Никогда не брала в рот?

Он возбуждался от моей невинности. Чертовски. Бешено.

Резинка боксеров опустилась вниз, являя моим глазам внушительный член. Три сантиметра до моего рта. Один толчок, и он во мне. Он растянет мои губы, причинит боль.

Я распахнула рот, но больше от страха.

Мужской аромат тут же проник в рот, затем – в легкие. На макушку легла тяжелая пятерня.

– Я трахну тебя нежно, – пообещал он, – а теперь оближи его. Сейчас же.

11. Глава 12

– Я верю тебе, – пробормотала невнятно.

По глазам его вижу, что лжет: он не будет нежен. Свое обещание он не сдержит.

Я облизала губы – они вмиг пересохли.

И пальцами коснулась его торса. Он был горячим, влажным.

«Месть терпит все», – вторила мысленно, оттягивая нежеланное.

Я медленно приблизилась, и мои губы оставили след на смуглой коже, покрытой темными волосками.

Его пресс был напряжен, Давид жаждал другого:

– Ты не поняла, девочка, – он рвано задышал и крепче обхватил мою голову, – не поняла, что нужно целовать.

– Ты слишком торопишься.

– О, девочка, поверь, – он хищно улыбнулся, – я еще слишком терпелив.

Но терпение зверя лопнуло. Прямо сейчас.

Его пятерня не позволила вырваться, когда он склонился и впился в мои губы жестоким поцелуем. Я тихо вскрикнула, а затем – поддалась. И почти без чувств ответила ему невзаимной взаимностью.

Месть стала моим смыслом жизни: я открыла рот, а его язык вторгся внутрь.

Месть стала моим смыслом жизни: я откинула голову назад, а он подобно дикарю начал исследовать мою шею.

Поцелуи, укусы, жадное дыхание – все было в его стиле. В грубом и жестоком.

– Ты вкусно пахнешь, Жасмин.

Он не говорил, он глотал буквы. Когда мы встретились взглядом, его рот распахнулся в жажде.

– Ты в моей рубашке…

Треск ткани. Он порвал верхнюю пуговицу, и груди коснулся прохладный воздух.

– …такая охуительная.

Какой же он был горячий, мамочка. Его тело горело – так сильно оно хотело женщину. Хотело меня.

Чужие руки впервые коснулись моей груди. Я отвернулась, позволяя ему целовать самое сокровенное.

И вспомнила…

Пять лет назад я повернула не туда: я выбрала оружие, криминальный мир и отказалась от нормальной жизни. Если бы та девочка не решилась мстить, она бы стала совершенно другой.

А теперь я такая, какая есть: грязная и опороченная… своим же убийцей.