Эмин говорил коротко, отрывисто.

И почти не смотрел на меня – только поигрывал автомобильными ключами и пристально осматривал квартиру, словно здесь мог быть кто-то еще.

Предусмотрительный.

– В любых ситуациях сразу звони мне. Не соседям, а мне.

– Я не глупая.

Эмин перебросил свой взгляд на меня. Тяжелый, недовольный. Ему даже смотреть на меня в тягость, будто я напоминала ему о самых плохих временах его юности.

Вот же глупости.

– По твоему животу так и не скажешь.

Я открыла рот и тут же закрыла.

Задохнулась немного от обиды, но я не в том положении, чтобы перечить. Все обиды и слезы оставлю на потом.

– Забеременеть двойней от мужика с криминальным прошлым, который, к тому же, вроде мертв – разве не глупость?

– Хватит, – взмолилась я и застыла, – и почему ты сказал, что он «вроде мертв»? Ты что-то знаешь?

– Думай о своих детях, Жасмин, а не о том, что я могу знать.

Я сощурилась. Шах что-то знал, но молчал.

– Что тебе известно о нем, Эмин?

– Довольно!

Я вздрогнула от резкости и тут же пожалела, что рассказала Эмину все.

О том, как стала марионеткой в руках Доменика, которого любила.

О том, как он использовал меня в своих целях и все-таки сделал убийцей Давида.

Это Доменик подложил меня под Давида. Мама не успела рассказать мне о тонкостях взрослой жизни, о безопасности рядом с мужчиной, как итог – я забеременела. Все это сыграло на руку Доменику, который вместе с Басмановыми ищет меня, чтобы впоследствии отобрать у меня детей.

Я в глубокой яме.

Будто наравне с Давидом погребена.

– Много лет ты училась держать пушку в руках, но так и не перестала быть наивным ребенком, – продолжил Эмин.

– Не нужно так со мной.

Эмин отвернулся, осматривая квартиру.

За что он ненавидел меня? За то, что я – женщина его врага?

– Я знаю, вы враждовали. Но я не участвовала в вашей войне.

Он тяжело вздохнул, мотнул ключами несколько раз и сказал мягче:

– Ладно… Я поехал.

Я кивнула сквозь ком в горле.

Сейчас Эмин напомнил мне, что моя жизнь скатилась в самую пропасть, из которой даже рассвета не видно. Еще Эмин сказал звонить ему в случае чего, но мне и взгляда его хватило, чтобы понять: он надеялся, что звонить я буду как можно реже, и что справлюсь со всем сама.

– Иди сюда.

– Что?

Эмин вытянул руку. Я тут же представила, как положу голову ему на плечо и тихонько так, тихо зарыдаю.

Это даже выглядело жалко. Эмин Шах, враг моего бывшего любовника предлагал поплакаться ему в жилетку, вроде ему не все равно.

– Эмин, я благодарна тебе за все. Однако жалость мне не нужна, – тихо, но отчетливо.

Максимум, с кем вместе я буду плакать, так это с одиночеством.

Шах опустил протянутую руку, но посмотрел на меня иначе, под другим углом. Будто он ожидал совсем другого, например: слабости, слез, жалкости.

Эмин привык к Диане. В детстве по дружбе она часто плакала, не удивлюсь, если и сейчас она не изменилась.

– Просто плачь больше. Не держи в себе – сделаешь только хуже. Выноси детей здоровыми, хотя бы одного.

Эмин умел поддерживать.

Я кивнула, а когда мужчина пошел на выход, то крикнула в спину:

– Давид убил мою семью.

– Поэтому ты с ним разделалась?

– Я не хотела его смерти. Все вышло случайно.

Эмин внимательно оглядел меня, сухо кивнул и ушел.

Я успокаивающе погладила живот, оставшись в квартире совсем одна. Одна с двумя напоминаниями о Давиде.

Давид

– Я ее нашел.

– Не прошло и года. И где она?

– В Волгограде. Ее Эмин покрывает.

Вадим тихо присвистнул.

– Только на кой черт оно тебе надо, Давидо?

Я затянулся. Когда вижу ее, курить хочется больше. Потреблять, потреблять… скрыть свою ярость за едким дымом и присмирить внутреннего демона.