Мои пальцы сжимаются в кулаки.

— Мам, я взрослая.

— Взрослая? — она смотрит на меня, как на ребёнка. — Богдана, я тебя не узнаю. Ты всегда была умной девочкой. Осторожной. Ты вообще понимаешь, кто этот человек?

Я резко поднимаю голову.

— А ты, мам, понимаешь, кто он?

Она моргает.

— Что?

— Ты его даже не знаешь! — срываюсь я. — Ты судишь по слухам, по словам Никиты! Но сама ты с ним даже не разговаривала!

Мама качает головой, её пальцы дрожат, когда она проводит рукой по лицу.

— Мне и не нужно с ним разговаривать, Богдана.

Я сжимаю губы.

— Ты не знаешь его.

— А ты знаешь?

Этот вопрос выбивает меня из колеи.

— Да, — шепчу, и голос предательски дрожит.

— Вот как, — тихо произносит мама, глядя на меня так, что мне хочется куда-то спрятаться. Я чувствую, как внутри что-то сжимается. — Ты думаешь, ты ему нужна? — продолжает она. — Думаешь, он ради тебя изменится?

Я резко поднимаю голову.

— Мам, я…

— Всё. - Мама вздыхает, её глаза теперь полны решимости. — Завтра я встречусь с Никитой.

Я замолкаю.

— Что?

— Он мне всё расскажет. Всё, что ты от меня скрываешь.

Я чувствую, как меня пронзает ледяной страх.

— Мам…

— Ты мне не оставила выбора, Богдана.

Я открываю рот, но слов не нахожу.

— С завтрашнего дня ты под домашним арестом!

— Мам, ты не можешь… — шепчу я, но голос предательски дрожит.

— Могу! — голос её твёрдый, не терпящий возражений. — Раз ты не хочешь думать своей головой, значит, я подумаю за тебя!

Я сглатываю, пальцы дрожат.

— Это несерьёзно… — срываюсь на нервный смешок. — Мам, ну ты же понимаешь, что я не ребёнок, чтобы меня вот так взять и запереть?

— Ах, не ребёнок? — мама закатывает глаза. — А ведёшь себя как?

Меня всю колотит от злости.

— Я веду себя нормально!

— Ты называешь нормальным то, что пропадаешь ночами с каким-то… каким-то бандитом?!

— Мам, ты его не знаешь!

— Мне и не нужно знать! — её голос становится громче. — Он опасен! Он... Богдана, ты вообще понимаешь, в какой мир тебя втягивают?

— Никто меня никуда не втягивает!

— Нет?! — она делает шаг вперёд, и я машинально отступаю. — А тогда что ты делаешь в его компании?

— Мам, я…

— Ты что, влюбилась в него? — резко перебивает она.

Я замираю.

— Что?

— Влюбилась, да?! — в её голосе слышится паника. — О Боже, только не это…

— Ты не имеешь права, — шепчу я.

— Имею! — рявкает мама. — Ты моя дочь!

— А ты подумала о том, что мне вообще есть что сказать в этом разговоре?!

— А ты подумала о том, что своим упрямством рискуешь не только собой, но и мной? А если этот твой… твой… — она запинается, будто само имя не может выговорить, — если он тебя подставит? Если это кончится плохо?

Я не знаю, что сказать.

— Всё, — подытоживает она, голос снова твёрдый. — Я запрещаю тебе с ним видеться.

Я делаю резкий шаг назад.

— Нет, — выдыхаю. — Ты не можешь…

— Я всё сказала! С завтрашнего дня — домашний арест.

Я открываю рот, но слов нет.

— Ты не имеешь права!

— Имею.

Я отворачиваюсь. Дышу тяжело, словно воздуха не хватает.

— Это из-за него, да?

Она молчит.

— Это из-за Зорина?!

Мама тяжело выдыхает.

— Никита беспокоится о тебе, он…

— Мам, ты не видишь, что он просто… просто хочет контролировать мою жизнь?!

— Нет, Богдана, — мама смотрит на меня с болью в глазах. — Он просто хочет, чтобы ты не сломала свою.

Мама с грохотом закрывает дверь. А я падаю на кровать и утыкаюсь лицом в подушку. И что теперь делать?

36. Глава 34.

Просыпаюсь, потягиваясь под тёплым одеялом, и сладко зеваю. Пару секунд лежу с закрытыми глазами, лениво размышляя о том, что хорошо бы сейчас приготовить кофе и завтрак.

Тянусь ещё раз и только после этого неохотно открываю глаза. Мой взгляд машинально падает на часы, и в следующее мгновение всё расслабление летит к чертям.