— Мам…

— Наберу тебя. Посмотрим, работает твой телефон или нет.

Чёрт-чёрт-чёрт!

Я лихорадочно роюсь в кармане куртки, сжимаю в ладони чехол от наушников. Быстро, незаметно открываю его, достаю один наушник. Мой телефон тут же переключается на блютуз-гарнитуру. Ну я надеюсь, что он переключается.

Я наблюдаю, как мама быстро набирает мой номер, и сердце бешено колотится. Господи, пожалуйста, только бы сработало!

Вибрация в кармане на секунду заставляет меня напрячься, но я быстро достаю телефон, стараясь выглядеть как можно более расслабленной.

— Чудесный образом твой телефон исцелился?! — мама смотрит на меня так, что хочется сорваться с места. Собрать вещи и просто хлопнуть дверью. Как же мне всё это надоело!

— Там барахлит динамик.

— Ты слишком хорошо научилась врать, Богдана, и я вижу, откуда ноги растут.

— Сама проверь.

Я молча нажимаю кнопку, в то время как другая рука судорожно сжимает маленький наушник в кармане. Сжимаю его в кулаке, чтобы не было никаких звуков.

Мама подносит трубку к уху. Начинает говорить. Секунда. Другая. Она морщится, раздражённо водит пальцем по экрану, будто пытается понять, в чём подвох.

— Что за чёрт… — бормочет, снова прикладывая телефон к уху.

Я сжимаю губы, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри уже молюсь всем возможным богам.

— Ничего не слышу!

— Вот! — моментально подхватываю. — Я же говорила!

Мама медленно переводит на меня взгляд. Долго смотрит, будто изучает.

— Значит, сломался… — недоверчиво тянет.

— Я же говорила.

— Удивительно, что он ломается именно тогда, когда ты с этим… — она резко машет рукой, словно не хочет даже произносить его имя, — …мальчиком.

Я сжимаю губы.

— Мам, ну хватит…

— Хватит?! — голос снова взлетает. — Ты врёшь мне в лицо, Богдана!

— Я не вру! — срываюсь, хотя прекрасно понимаю, что именно этим себя и сдаю.

— Ты думаешь, что я идиотка? — взгляд у мамы злой, даже слишком. — Думаешь, что я не понимаю, кто тебя этому учит?

— Мам…

— Это он тебя учит, да?! — она делает шаг ближе, и я отступаю.

— Мам, никто меня ничему не учит, — тише говорю, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Богдана, ты изменилась. Ты стала… другой!

— Я просто повзрослела!

— Ты перестала со мной говорить!

— Потому что ты меня душишь! - Слова слетают с губ слишком резко, и в комнате на мгновение воцаряется звенящая тишина. Мама смотрит на меня, и в её глазах появляется что-то новое. Не только злость. Что-то другое.

Я сжимаю кулаки.

— Я не маленькая, мама, — выдыхаю. — Я не обязана докладывать тебе о каждом своём шаге.

— Ты моя дочь, — её голос ломается.

— Да, но я не ребёнок.

Она молчит.

— Я пойду спать, — тихо говорю и разворачиваюсь к двери.

— Богдана…

— Мам, я устала.

Медленно выхожу из комнаты, чувствуя, как в груди пульсирует напряжение.

Этот разговор не конец. Я знаю, что он ещё продолжится.

***

Бешеный

***

Сканирую Мота взглядом. Пытаюсь понять не послышалось ли мне. Он на дочку следака запал. На дочку еблана, который нам палки в колёса суёт?!

– Ты не говорил, что твоя девчонка дочь мента, – рявкаю. – Чё за херня, Раевский?

Мот только скалится, затягивается снова. Я же успокоиться не могу.

– Ты, сука, впрягаешься за следака, потому что он отец твоей… – сдерживаюсь. – Ебаный цирк, Мот. Ты хоть осознаёшь, во что влез? Это пиздец! Я думал, что я ёбнулся, но ты… Ты, Мот, сдохнешь, если где-то вторым будешь, да? Надо самый ахуй взять.

– А сам? – кривится. – Ты с девкой мента не трёшься?

Вот же сука. Милаху моментально приплетает. Но это нихуя не одно и то же.

– Тот на неё слюни пускает. И на хер идёт. Это не то же самое, что с ментом породниться. - Был бы Зорин её родственником я бы его закапал по-тихому. Родственник мент - лучше никакого родственника.