Нет. Этого всего не было. Лишь улыбка, полная фальши. А вот голубые глазки лучились болью, будто кто-то в данный момент вколачивает ей в спину нож и попутно заставляет улыбаться. Жуть! Неужели я один вижу это?!
— Черт, — с губ сорвалось сотня нецензурных ругательств. С чего это она бежит за помощью к незнакомым мужикам, когда ей так плохо?! Я должен быть рядом! Она должна доверять только мне и только со мной рядом находить покой! Только мне дарить улыбки и легкие прикосновения.
В тот момент я с ужасом осознал, что безумно хочу превратить жизнь паренька в ад всего-то потому, что он посмел быть рядом с ней. Касаться, радовать слух, успокаивать. Нет, он не имел на это права!
Пик ярости пришелся на момент, когда он потянулся к ней через барную стойку и, нежно касаясь подбородка, что-то шепнул прямо в губы с серьезным лицом. Она слушала внимательно и не перебивала. Мать твою, это же не может быть поцелуй?!
Очнулся я только тогда, когда скидывал Детку со своего плеча в нашей яблочной кабинке. Двери были закрыты мою изнутри на ключ. Теперь я не повторю прошлых ошибок и всегда буду заставлять охрану караулить ее.
Я рассчитывал на многое со стороны явно взбешенной девочки: крики, ругань, возможный деловой разговор, но… не на полный ненависти взгляд и буквально выплюнутые в лицо слова:
— Ты, Марк Грант, самая большая заноза в моей заднице!
Я замер, пребывая в полном ауте. Голова никак не сопоставляла настолько грязные слова с нежной девочкой напротив. Неужели ее настолько разозлила возможность поцелуя со мной? Это было бы честно и правильно. Только почему так хреново на душе?
Пока в моей голове взрывались сотни идей, объясняющие ее такое поведение, голос сошел на тихий шепот, разрывающий мое сердце:
— Что мешает тебе всегда быть рядом?! Мне плевать на наследство, плевать на пересуды в России. На весь мир! Есть я, которая уже устала ждать, когда ты заметишь кого-то, кроме бесчисленного количества баб в своей койке! И есть ты, который постоянно делает вид, что все под контролем! Не ври себе, — она сделала перерыв, чтобы отдышаться, и растрепала маленькими пальчиками идеальные локоны, став еще красивее, если такое вообще возможно. Ее глаза испуганно метались, будто девочка сама боялась того, что говорила, но молчать не могла. Это был крик души. Зов о помощи. И я его принял… — Скажи, что во мне не так? Что заставляет тебя творить это со мной?! Так… больно.
Я сделал один шаг в ее сторону, боясь спугнуть. Она лишь коротко шмыгнула носом, давая понять, что слезы не за горами. Я не намерен был их допустить!
— Ты идеальная, Детка. Умная, красивая, молодая, воспитанная, сексуальная… — Да. Я сказал это. Абсолютно не то, что следует говорить своей несовершеннолетней воспитаннице, но не мог сдержаться. Кажется, Алису не напрягли мои последние слова, и она, отчаянно сощурив глаза, пыталась вглядеться в мое лицо. Что стало с ее зрением?! — Ты единственный человек, о котором я думаю. Единственный человек, благодаря которому моя жизнь все еще держится на плаву. Не ври. Ты знаешь, как на меня действуешь. Это ты хотела услышать?
Мой голос звучал тихо, но требовательно. Зачем ей мое признание?! Почему ее смущают мои ночные похождения?!
Это ведь не то, что я думаю? Нет. Конечно нет… Даже надеяться не стоит.
Шаг. Еще шаг. И теперь Алисе приходится задирать подбородок, чтобы смотреть мне в глаза. Она отчаянно шатается, и приходится схватить ее за талию, чтобы перестала изображать из себя маятник. Только поэтому. Других причин нет.
— Не совсем! — слишком поспешно выкрикивает Алиса, обдавая меня запахом абсента.