– Почему? – спросил Бунич.

Он был умным, хорошим вожаком, и она видела, что он уже это обдумывает, что он, собственно говоря, уже понял.

– Потому что я убила Кукара, – ответила она.

– Значит, вы поплывете к нам и извинитесь, чтобы мы убедились в вашей искренности? – спросил купец. – Полагаю, это могло бы…

– Нет, – перебила его Даница. Она смотрела на Бунича, видела понимание в его глазах, и неожиданную печаль. – Нет. Я поплыву с вами потому, что меня в Сеньяне убьют его родственники. Я не могу вернуться домой.

Воцарилась тишина. Капитан корабля, полный, широкоплечий, прочистил горло.

– Никогда? – спросил он.

– Кто может сказать «никогда»? – спросила Даница.

– Ох, детка, – услышала она внутри себя. Она ждала этого.

– Молчи, жадек, иначе я не смогу это сделать.

– Детка, – повторил он и умолк.

Однако она ощущала его боль. И свою собственную, тяжелую, как пушечное ядро, как якорь, опускающийся все глубже в море.

Бунич сказал:

– Я замолвлю за тебя словечко дома, Даница. Ты сегодня утром предотвратила большое кровопролитие.

– В основном, с их стороны, – сказала она. – Не с нашей. Так скажут в Сеньяне. И вы знаете семейство Михо. Что бы вы ни сказали, разве их это остановит?

Она никогда раньше не видела Хранта Бунича таким печальным. Сейчас у него был именно такой вид, в конце необычайно успешного первого рейда сезона.

– Они действительно ее убьют? – спросил купец. Он смотрел на Бунича.

– Я… это вероятно, – ответил Хрант, помолчав. – Мы – жестокие люди.

– Жестокие люди, – повторил Марин Дживо ровным голосом. Потом повернулся к Данице: – Вы хотите отправиться в Дубраву и заявить перед Советом Правителя о раскаянии сеньянцев. А потом?

– А потом – понятия не имею, – ответила она.

И это было всего лишь правдой.


В тот же день, ближе к закату, похолодало. Марин стоит на носу, закутавшись в плащ от холода. Сейчас они идут на юго-восток через море, направляясь к дому, с поднятыми парусами и с попутным ветром. Всегда охватывает трепет, когда землю уже нельзя увидеть с корабля, даже в своем родном море, но они хорошо знают эти воды.

Пираты ушли на север, к Сеньяну. Они забрали с собой убитого, чтобы похоронить его дома. Под руководством Драго тело доктора Мьюччи запеленали. Его похоронят на кладбище Дубравы вне ее стен, затем эксгумируют и отправят в Серессу, если оттуда поступит такая просьба.

«Это случалось так много раз», – думает Марин. Их корабли брали на абордаж, люди погибали во время пиратских рейдов, их потери часто были гораздо больше, чем сегодня утром. Тьма ждет даже солнце, когда оно спускается вниз. Перемена и случай – так живет этот мир, а тем более те, кто обитает на спорных границах или выходит в море. А к Дубраве – их маленькой республике, зажатой между сильными государствами – относится и то, и другое. Приграничные территории и море.

«И к Сеньяну тоже», – приходит ему в голову, но он не задерживается на этой мысли. Он не питает добрых чувств к этим героям. Сегодня не питает.

– Вы намеревались с ним драться?

У нее бесшумная походка. Он оборачивается, когда женщина – ее зовут Даница Градек, он уже это знает, – походит и останавливается рядом с ним. С ней ее пес. Крупный волкодав, такого пса лучше не злить.

Он пожимает плечами.

– Это вы убили тех людей ночью этой весной?

Он не совсем понимает, почему бросает ей вызов, но не всегда знаешь, почему ты делаешь то или другое.

Она смотрит на него.

– Вам-то что до этого? Хотите меня повесить? Прямо у гавани? Или передать Серессе, чтобы они это сделали?

Из-за ветра, хлопков паруса и птичьих криков ему приходится напрягать слух, чтобы ее расслышать. Он помнит, что ее жизнь сегодня изменилась – возможно, навсегда – так же резко, как и жизнь другой женщины.