«Что ж, – мелькнуло в его голове, – найдут меня завтра, как Ерохина этого – скрюченным от холода и побелевшим. А кстати, где он, этот Ерохин? Скорее всего, тут же, под стеной сторожки лежит. Заметенный снегом. Убегая от стихии, не стали же его с собой в машину брать. Да, что и говорить, прекрасное соседство!» И он даже улыбнулся своим мыслям, и еще успел самому себе заметить, что вовсе теперь ничего не боится. Ровным счетом – ничего. Может быть, даже и самой смерти…

И в то же мгновение Алексей услышал стон. Нет, он не мог ошибиться – человеческий голос не пригрезился. «Не напился же я вдрабадан от каких-то ста граммов!» – подумал Сапожников. Он прислушался, пытаясь определить, откуда долетел до него звук. Стон повторился – теперь более явно. И доносился со стороны черневшего железной громадиной трактора, оставленного на просеке и теперь наполовину заметенного снегом. Тогда, не теряя ни секунды драгоценного сумеречного времени, Алексей двинулся на звук. И уже через несколько минут увидел возле трактора тело. Человек лежал навзничь, раскинув руки в стороны. Он не был присыпан снегом, из чего Сапожников сделал вывод, что незнакомец, скорее всего, тоже только что выбрался из сугроба.

«Вот бы у него спички нашлись!» – мелькнуло в голове Сапожникова. Он подошел ближе, и узнал лежавшего в снегу. Это был Конкин.

Ночь опять выдалась лунная. Такая, какую каждому хочется увидеть хотя бы один раз в жизни, чтобы уже не забыть никогда. Молочно-серебряное сияние отвесно струилось на землю, отражалось от нее и возвращалось на небо. От этого казалось, что небо покрыто снегом. И в этом снегу молчаливо перемигивались звезды.

…Они шли к верхнему складу. Шли, потому что до него по прямой было чуть больше километра пути. Так сказал Конкин. Он знал, он был уверен. Вернее, шел один Сапожников. Зебру он тащил – то на спине, вцепившись мертвеющими пальцами в рукава его телогрейки, то волоком за собой, подхватив подмышки, когда уставал до полного изнеможения.

У Зебры, судя по всему, была сломана нога. Как и Сапожников, Конкин хорошо запомнил начало стихии – внезапно налетевший вихрь, который заставил всех бежать к сторожке, в укрытие. Этот же вихрь легко и безжалостно сбросил Конкина со скользкого капота трактора – сбросил так, что во время падения Федор ударился ногой, а потом и головой о железный остов. И свет для него померк в тот же миг. Надолго ли – он не знал.

Потом его нашел Сапожников – с окровавленным лицом и ногой, на которую Федор даже не мог опереться.

– Спички! – крикнул Алексей, наклоняясь к этому лицу. – Спички есть?

– Зачем? – простонал Зебра.

– Это наше спасение! – с надеждой в голосе даже не пояснил, а прокричал ему в лицо Сапожников. – Со спичками мы протянем до утра! Все уехали на «воронке», а нас бросили здесь! А печка в сторожке погасла! Понял, ну?!

Конкин пошевелился, послушно попытался залезть рукой за пазуху. Алексей упал на колени возле него, оттолкнул его руки и сам стал шарить по карманам чужой телогрейки.

– А, вспомнил! – Зебра вдруг замер, как фокусник перед исполнением коронного трюка. – У меня была зажигалка. Я как раз собирался прикуривать, когда меня с трактора вертануло.

– Ну!

– Уронил, наверное, – вздохнул Конкин. – Где ее теперь искать?

– Черт, бл…ь! – выругался Сапожников, даже не замечая за собой применение ненормативной лексики. – Попали мы с тобой! Вот это попали!

– Что, и взаправду никого нет? – Конкин приподнялся на локте, пытаясь оглянуться по сторонам. Ему казалось, что Сапожников шутит, и с этой наглостью надобно разобраться.