Амди прижался к земле, когда свет упал на него. Тачка Белоухого подкатилась к нему на удивительно близкое расстояние, а остальные элементы Тиратект-Шкуродера рассредточились полукругом, взяв Амдиранифани под внимательный надзор. Видеопоток опять застыл: диагностическое окно сообщало, что вычислительные мощности переключены на подслушивание. До сих пор звуки, поступавшие от сенсоров, не требовали такого внимания; Равна слышала клацанье когтей Шкуродера по камням, скрип тачки, но, конечно, не его мысли – думал Шкуродер в ультразвуковом диапазоне от сорока до двухсот пятидесяти килогерц. «Внеполосный-II» мог отчасти восстановить наиболее четкие мыслеструктуры, отвечавшие проявлениям гнева или изумления, но весь поток сознания едва ли сумел бы раскодировать и подслушать в реальном времени даже в Запределье. Пришлось кораблю сосредоточиться на аккордах и ворчливых шепотках межстайной речи. Еще через минуту звуковая дорожка наложилась на видео, и в нижней части основного окна появилось то, что «Внеполосный-II» счел за наиболее правдоподобный перевод:
Тиратект-Шкуродер:
Ты|Вы отнял(и) мое время|привлек(ли) мое внимание, малыш|малыши. Чего тебе|вам сегодня от меня надо?
Амдиранифани:
Я (?) очень огорчен. Я (?) (?) напуган. Что (?) (?) случится (?)
Равна несколько раз перемотала аудиозапись. Сочетая догадки «Внеполосного-II» и собственные скудные знания стаеречи, она заполнила некоторые лакуны в переводе с языка Когтей. Почти наверняка последняя фраза Амди расшифровывалась как Что со мной случится дальше? Но, к счастью, Амди перешел на самношк:
– Мы не могли бы поговорить на языке людей, господин Тиратект? Он мне наиболее удобен. Мои вопросы трудно сформулировать на стайной речи.
– Конечно, мальчик мой. Самношк вполне подойдет, – отозвался Шкуродер человеческим голосом – тоном искренне сочувствующего, очень умного садиста.
Догадался ли Амди, что Шкуродер над ним подтрунивает? Как-никак восьмерка знает Тиратект-Шкуродера с последних дней шкуродерского режима. Но восьмерная стая припала к земле и переместилась на несколько сантиметров, почти подползая на брюхе.
– Я так боюсь. У меня много причин для тоски. Если бы их не было так много, если бы на меня все в одночасье не свалилось, я бы не стал жаловаться, как придурок.
Шкуродер-Тиратект негромко хмыкнул:
– О, бедняжка Амдиранифани. Нелегка судьба гениев. У посредственностей боль после множества трагедий притупляется, и дальнейших страданий они счастливо избегают. Ты же наделен особым талантом к страданию. Даже…
Диагностическое окно просигнализировало о серьезных проблемах с пересылкой сигнала. Наверное, крохотные маршрутизаторы ослеплены сиянием светлячков – эти насекомые были обычными спутниками летней ночной прохлады. Лакуну в несколько секунд «Внеполосный-II» заполнить не смог: реконструкции не сходились. Наконец возник маленький красный флажок: недостаточно данных для восстановления. Равна со вздохом понизила доверительный уровень, и программа по жесту хозяйки возобновила работу. Временами – а при работе со шпионскими программами даже слишком часто – она самой себе казалась сгорбившейся над хрустальным шаром колдуньей или гадающим по внутренностям жертвенных животных авгуром старых сказок дотехнологической эпохи.
Мгновением позднее «Внеполосный-II» выдал свои наилучшие реконструкции: экран потемнел на пару секунд и снова включился.
Шкуродер говорил:
– Даже так, мой мальчик. Что тебя так разбередило?
Амди еще подвинулся к нему:
– Вы сотворили Стального, а Стальной сотворил меня.