- А теперь, пожалуйста, сосредоточьтесь, - попросил Джонни.

- Полотенце подай… Кохэн…

- Я велел ему домой отправляться. Ему тоже отдых нужен. И вам. Никому не станет легче, если вы доведете себя до срыва. А между прочим, он близок… вы вообще понимаете, что произошло?

В руках Джонни появилась тонкая светящаяся палочка.

- Смотрите сюда… теперь влево… вправо… плывет?

- Плывет.

- Закройте глаза и откройте… а теперь? Что видите?

- Ничего.

Это плохо? Хорошо? В Бездну целителей!

Палочка исчезла, сменившись прохладной трубкой, которую Джонни попытался засунуть в нос.

- Сидите смирно! В конце концов, я вам одолжение сделал. Вас следовало немедленно госпитализировать и…

Трубка воняла аптекой, и вообще Мэйнфорд от души ненавидел все, так или иначе связанное с медициной. А Джонни что-то дергал.

Замерял.

Щелкал пальцами.

И руки отряхивал, вот только Мэйнфорд не видел и тени силовых потоков. Осознание этого обескуражило. Он сосредоточился, пытаясь уловить хоть что-то.

Снаружи.

Или внутри…

Пустота.

- Сидите! – рявкнул Джонни. А прежде он обращался с начальством вежливо, даже чересчур уж вежливо. Надо же, набрался смелости. – Это бывает… при приступах бывает… пройдет. Я так надеюсь. И повторюсь, завтра же вам надо сделать магограмму… развернутую… лучше, если трехмерный слепок, но его лишь в одном месте делают и, насколько знаю, очередь расписана на месяцы…

- Где?

Ответ был очевиден. И Мэйнфорд с трудом удержался, чтобы не расхохотаться:

- В госпитале «Пылающего сердца». И в этом нет ничего веселого. Я сталкивался с приступами… редко… причина может быть различной, от банального эпилептического припадка, вследствие которого нарушалась работа тонких каналов, до опухолей. И чем раньше будет поставлен диагноз, тем больше шансов, что вы…

- Я здоров.

- Вам лишь так кажется, - он убрал трубку из носа. – Пока я оставлю вам успокоительное…

- Нет.

- Да. Послушайте, я понимаю, что вы настроены резко отрицательно, но… - Джонни убрал трубку в саквояж, туда же отправился фонарик и плотные листы магочувствительного картона. – Поймите, это все… сегодня вам повезло. Там оказалась чтица, которая рискнула нырнуть следом. Вытащила… сознание вытащила, и это наименее травмирующий для организма путь, но… вы понимаете, что она не будет ходить за вами всюду. И в следующий раз… что вы станете делать?

Ничего.

Скорее всего сдохнет там, в подвале, на жертвенном камне. Или еще в каком-нибудь кошмаре, рожденном собственным Мэйнфорда воображением.

- Вас доставят в госпиталь. Если успеют довезти. Стабилизируют. А дальше – либо ожидание, либо – хирургическое вмешательство. Кто ваш поверенный?

- Что?

- Это ведь с вами не в первый раз, верно? – Джонни смотрел прямо, и Мэйнфорду приходилось держать взгляд, хотя сейчас вдруг стало стыдно. И вправду, ведет себя как мальчишка, сломавший руку и пытающийся убедить себя же, что перелом этот – сущий пустяк. Само заживет.

Не заживет.

Не восстановится.

- Если не приступы, то… думаете, я не замечал, что вы постоянно принимаете таблетки? Морфин? Опиаты?

- Альзора, - за Мэйнфорда ответил Кохэн. И значит, домой он не поехал, что и следовало ожидать. На редкость упрямая он скотина, прямо как Мэйнфорд. – Это… трава такая… не наркотик. Ее жевал мой дед, чтобы не сойти с ума. Никто, даже избранный, не способен постоянно слушать их голоса.

Кохэн коснулся виска.

- Альзора… альзора… - Джонни нахмурился. – А если по латыни…

- У вас ее называют полуночницей.

- Это же яд!

Надо же, сколько интересного всплывает. И похоже, Кохэн знал, что травка его ядовита.