Прошло не менее полутора часов, Анита с Алексом вконец извелись. Но вот дверь столовой распахнулась, и на нетвердых ногах вышел Немец. Он был мрачнее тучи, рукава халата по локоть покрывала багровая короста.

– Ну? – подступил к нему Максимов. – Не молчи! Как он?

Немец покрутил коротко стриженной головой, углядел на бюро графин с водой, отпил из горлышка и прохрипел:

– Умер… Проникающее ранение грудной клетки, пробито легкое. Крови – как на бойне…

Наступило тягостное молчание. Вероника разинула рот, но тотчас прикрыла его рукой. Всеми овладело потрясение, длившееся несколько мгновений. Затем Максимов севшим голосом выговорил:

– И что теперь?..

А и правда – что? Доктор совлек с себя халат и без сил опустился в кресло. Взгляд его туманился, ни на ком и ни на чем не фокусируясь.

Анита сняла с турецкого диванчика покрывало и безмолвно вышла из кабинета. Прочие, помедлив, пошли следом за ней.

Она на секунду заколебалась, прежде чем войти в столовую, но все же пересилила робость. В импровизированной операционной царил беспорядок: в таз с алой водой были набросаны тряпки и клочья корпии, хирургический инструментарий частью рассыпался под столом, частью лежал на стульях, весь в зловещих крапинах. Но взор приковывался не к обстановке, а к мужскому телу, облепленному пропитавшимися кровью лоскутами. Анита видела мертвых не раз и не два, пора бы и привыкнуть, но сейчас ей почему-то сделалось не по себе. Доктор взял у нее покрывало и прикрыл умершего с ног до головы. Произнес надтреснуто:

– Здесь нам больше делать нечего. Я сам его обмою и оплачу погребение. Дайте только прийти в себя…

Они вновь перешли в кабинет. Немец закурил трубку, его веки нервно подергивались. Анита смотрела на него с сочувствием. Он недовольно вскинул брови и уже без эмоций отчеканил:

– Не стоит меня жалеть, мадам. Я убил человека. Это преступление, кем бы он ни был.

– По новому «Уложению о наказаниях уголовных и исправительных» преступления, совершенные по неосторожности, караются нестрого, – блеснул познаниями Максимов. – Если не ошибаюсь, за убийство без умысла – максимум четыре года тюрьмы.

– Это в крайнем случае, – дополнила Анита, всегда проявлявшая интерес к юридическим предметам. – В нашей ситуации не было ни драки, ни размолвки. С позиции закона доктор совершил деяние, повлекшее за собой неожиданную смерть потерпевшего. А это от двух до четырех месяцев заключения плюс церковное покаяние. Мы – непосредственные свидетели. Подтвердим под присягой, что произошедшее явилось чистейшей случайностью.

Доктор с достоинством допил воду из графина, стукнул донышком о столешницу.

– Вы не понимаете? Дело не в наказании. Любое судилище станет для меня позором на всю жизнь. Мне с детских лет приходилось доказывать, что я не выскочка и имею такое же право находиться в обществе, как все эти потомственные дворяне, которым титулы передаются по наследству и которые палец о палец не ударили, чтобы пробиться в свет. А я, – он вещал со все возраставшим пафосом, – я свою репутацию зарабатывал кровью. Алексей не даст соврать…

Максимов кивком подтвердил сказанное. Облик доктора дышал благородством и гордостью.

– Но о моем происхождении не забыли, и судебный процесс станет для меня губительным. Мои злопыхатели используют его, чтобы очернить меня. Я буду навеки вычеркнут из общества, заклеймен презрением и…

Он не договорил, закрыл лицо руками. Анита отметила про себя, что речь была, наверное, излишне патетической, но, по сути, придраться не к чему. Немец прав: если его осудят как убийцу, реноме ему уже не восстановить. Салонные сплетники живо разнесут эту историю, снабдят ее собственными домыслами, и она, обросшая чудовищными подробностями, поставит крест на карьере доктора, которому едва исполнилось тридцать. Печальная перспектива…