– Красавец! – похвалил его Хряк. – Чуть бы припоздал, и нас бы с Анкой на фарш смололи.

Мигель приподнял медный ящичек.

– Что же в нем?

Зуб перестал собачиться, сменил тактику:

– Крысы музейные базарили, что камни драгоценные. Синий бриллиант, зеленый сапфир, этот… как его?..

– Розовый жемчуг, – подсказал, приподнявшись, Фома. – И еще много чего…

– Прочухался? – Зуб посмотрел на него с неодобрением, если не сказать – с ненавистью. – Теперь из-за тебя все эти финтифлюшки вон им достанутся.

– Почему только им? На всех хватит! Хоть на двоих, хоть на шестерых…

– Граждане мазурики, выясняйте отношения потише, – попросил их Мигель. – Не мешайте работать.

Он взял коловорот, вставил сверло в уже слегка расширенное отверстие в ящике и крутил до тех пор, пока в крышке не щелкнуло. Тогда он отложил коловорот и подцепил ее ногтем. Крышка поддалась, ящик как бы разъединился на две половины.

– Ну? – не вытерпел Хряк. – Что там?

Из ящика выпала пачка бумажных листов, сшитых суровой ниткой и испещренных малоразборчивыми литерами.

Мигель перевернул обе половины, потряс ими над полом.

– Больше ничего нет.

– А где же камни? – хором возопили Зуб и Фома.

– Никаких камней. Только пыль и эти вот бумажки.

Анка взяла выпавшую из ящика пачку, всмотрелась в верхний лист.

– Здесь что-то по-французски или по-итальянски… Я не разбираю.

– Еще одна карта? – понадеялся Хряк.

– Непохоже. Рисунков нет, одни слова и цифры. – Анка пролистала пачку до середины. – А вот по-русски! Очень плохо читается, чернила выцвели, и почерк отвратительный… как у меня был в первом классе… «Взять пять золотников красного перца да прибавить полфунта свежего имбиря… Гарнец спирту влить в чистую посуду, прибавить три листа шалфея…» Дальше совсем неразборчиво.

Мигель выглядел озадаченным.

– Это «Книга о вкусной и здоровой пище»?

– Скорее, о вкусном и здоровом питье, – внес поправку Хряк и сглотнул. – Гарнец спирта – это ж сколько будет?

– Литра три или что-то около. Я в дометрических единицах не силен.

– Три литра… на красном перчике, на травках… М-м-м!

Фома и Зуб проявляли беспокойство. Еще бы! Они ради этой добычи на уголовщину решились, а что в итоге?

– Пошарьте там, в тайнике! – взмолился Фома. – Вдруг еще что-нибудь есть? Не может быть, чтобы одна макулатура…

Мигель пошарил. В тайнике ничего не было.

Анка уложила бумаги обратно в ящик и накрыла его крышкой.

– Надо дождаться специалистов.

Мигель поднес к глазам левую руку. На запястье красовались часы «Электроника–1» с никелированным браслетом. Мигель копил на них три месяца, откладывал деньги с зарплаты и с концертных сборов и неделю назад купил этот технический феномен за сто двадцать рублей. Это были первые советские электронные часы, их выпуск недавно наладили в Минске. Массивные, сверкавшие стеклом и металлом, они служили их обладателям не столько приборами для определения времени, сколько атрибутами роскошной жизни и объектами зависти для тех, у кого таких часов не было.

– Три ноль семь ночи, – возвестил Мигель. – А куда это у нас Шура запропастился?

Анка сказала, что Шура отправлен за милицией, так что надо лишь набраться терпения. Хряк сходил к автобусу, проверил, все ли там в порядке, и заодно принес две гитары. Желание встряхнуть тишь и благодать безжизненной усадьбы не покидало его.

– Вжарим-ка, ребя, чтоб чертям тошно стало!

Он взял на гитаре чудовищный аккорд, от которого задрожали прогнившие перекрытия и с потолка посыпался песок. Мигель подхватил, и они вдвоем выдали забойный инструментал. За ним последовала насквозь антисоветская песня про лихого казака, который, несмотря на то, что был одноногим и простреленным во всех местах, люто боролся с большевиками и прославлял батьку-атамана.