Пиздец! Паша почувствовал, как его пробивает леденящий озноб. Образ маленькой нуждающейся девочки нарисовался так четко, что проигнорировать вспыхнувшее желание защитить на этот раз не удалось.

Нервно провел пятерней по волосам и глубоко затянулся, а на выдохе произнёс:

- Но ты каким-то образом оказалась у отца…. Она знала кто он?

- Да. Она часто называла его имя, когда говорила, что если бы не он, меня бы не было. Я не знаю, Па-ша почему мама не сказала ему о моем рождении. Когда мне было восемь, я сбежала из дома, - безэмоционально ответила Алекса, - Меня подобрали полицейские и нашли отца. Он не знал о том, что у него есть ребенок, а когда узнал, сделал тест, подтверждающий наше родство, и тут же забрал к себе. Лишить мать родительских прав не составило труда. С тех пор я ее не видела и не задавалась вопросами как и почему.

- Но после нее остались панические атаки?

- Да, - кивнула Алекса, зачем-то снова вдыхая запах, пропитавший пиджак. - Я боялась оставаться одна. А папа… Он прекрасный отец. Даже толком не зная меня, пытался знакомиться со мной ближе, уделял меньше времени работе и проводил каждую свободную минуту со мной. Пробил стены в комнатах и сделал смежную с моей, разделенную ванной комнатой, чтобы если мне станет страшно, я могла перебежать к нему.

Вот оно что. Значит, Паша сейчас живет в отцовской комнате. Дело не в банальном дизайнерском решении.

- Если мне было страшно, - продолжала Алекса, - папа открывал дверь со своей стороны, чтобы я могла открыть свою и увидеть его спящим. Тогда мне становилось спокойнее, и я засыпала.

Вся тяжесть чужого детства так неожиданно легла на плечи Паши, что ему стало не по себе. Бросил взгляд на затихшую девушку и почувствовал, как воздух медленно покидает лёгкие. Совершенно несвоевременное желание зазудело под ложечкой. Захотелось вдруг съехать на обочину и притянуть девчонку к себе, усадив на колени. Заглянуть в глаза и сказать, что все это дерьмо в прошлом и больше никогда не повторится. Успокоить тем, что и у него было что-то похожее в детстве, чтобы она знала, что не одна…

- Моей спортивке уже семь лет, - немного хрипловатый голос заставил Алексу удивленно повернуть на него голову. Это он к чему?

- Это была первая вещь, которую я купил себе сам, когда мне было тринадцать, - пояснил парень. - Единственное на что было не насрать моим родителям, это на бутылку водки. Поэтому пришлось идти работать, чтобы не сдохнуть с голода.

О Боже… В памяти всплыли слова о том, как она ему еще вчера сказала не приходить в своей отвратительной спортивной куртке.

Щеки Алексы запекло, и захотелось провалиться сквозь землю. Господи, если это правда, какой же дурой она была.

Сколько глупостей можно наговорить и ранить человека по незнанию и не пониманию ситуации.

- Кажется, нам обоим светит оказаться на шоу Опры, - продолжил брюнет, покосившись на нее глазами.

На этот раз сработало. Алекса едва заметно улыбнулась, все еще чувствуя себя неловко и виновато.

- О да.

Когда Паша уткнулся в дорогу, включив музыку, Ал позволила себе его рассмотреть. В темноте салона мужской профиль выглядел напряженно. Паша снова был тем вторым. У него словно было два лица. Одно дневное – ухмыляющееся, надменное, шутовское, жутко бесившее младшую Фостер, а второе вот это. Оно открывалось ночью. И именно это его «второе я» будоражило изнутри такие эмоции, которых стоило опасаться. Глядя сейчас на длинные ресницы, отбрасывающие тень на мужские щеки, мягкие губы, по которым Паша тер тыльной стороной указательного пальца, положив локоть на дверцу, девушка могла точно сказать, что он был красивым молодым мужчиной. Безумно привлекательным. Таким, на которого невозможно не обратить внимания, особенно когда он улыбался своими чертовыми ямочками.