Рассматривая мораль, энциклопедический словарь трактует её как комплекс норм и ценностей, позволяющих индивидам сознавать себя, прежде всего, представителями и выразителями интересов определённых социальных общностей – стран, наций, государственных образований, классов, сословий, партий, коллективов, групп[34]. Нормы позитивной морали отличаются следующими свойствами: 1) распространяются преимущественно на членов данной социальной общности; 2) требуют, чтобы субъект согласовал своё поведение с поведенческими стереотипами, принятыми в тех общностях, членом которых он является; 3) требуют, чтобы социальная активность субъектов соответствовала их функциям и положению во внутригрупповых иерархиях; 4) психологическим стражем на пути к их нарушениям выступает стыд как боязнь осуждения со стороны социального окружения.

Предписания позитивной морали требуют, чтобы не было серьёзных расхождений между тем, чего желает индивид, и тем, что требуется общности. Через содержание этих предписаний личность вводится в смысловые и ценностные сферы национальных, идеологических, политических стереотипов поведения и мироотношения. Усваивая их, человек приобретает сознание собственной причастности к той или иной общности.

Немецкий социолог М. Вебер разделял мораль на «внутреннюю» и «внешнюю», полагал, что первая предписывает уважительное отношение к «своим», а вторая позволяет тому же индивиду для достижения своих целей относиться к «чужим», мешающим ему, как к врагам. Позитивная мораль – сфера жёсткой детерминированности человеческого поведения внешними социальными факторами.

Индивидуальная моральность предполагает первоочередное развитие у личности приспособительных качеств, способности растворяться в общности, сливаться с ней в единое целое, ставить её интересы выше собственных, исходить в принимаемых решениях из принципа приоритета общего «мы» над индивидуальным «я», вписывая свои действия в строго очерченные нормативные пределы. Быть субъектом позитивной морали – значит не сомневаться в разумности и правомерности её нормативных предписаний и тем самым быть для общественной системы гарантом её успешного функционирования и стабильности.

В книге митрополита Антония Сурожского «Человек» указывалось, что «одна из самых трагических вещей на свете – это когда два человека или две группы людей не могут встретиться, не только не имеют общего языка, но не имеют даже точки соприкосновения, когда они, как две параллельные линии, идут каждая в свою сторону, как две противоположные бесконечности. И вот эта первая задача, которая в наше время, как на Западе, так и на Востоке, может быть поставлена с особенной серьёзностью»[35].

В условиях развития того или иного общества вопрос о морально-этическом самосознании врача, его долге и призвании также приобретает особую остроту. Умение подчинить себя интересам больного, милосердие и самоотверженность – это не только и не просто заслуживающие уважения свойства личности врача, а свидетельство его профессионализма.

По мнению И. В. Силуяновой, «Новые реалии современной медицинской науки и практики – реаниматология, трансплантология, медицинская генетика, искусственное оплодотворение, выходя на новые уровни влияния и управления человеческой жизнью, сталкиваются и вступают в противоречие с традиционными нравственно-мировоззренческими принципами. Например, имеет ли моральное право врач-реаниматолог продлевать процесс умирания или осуществлять умерщвление в ситуациях безнадёжного состояния больного? Насколько необходима организация медицинского умерщвления для трансплантологической практики? Ведь в этих условиях врач освобождается не только от основного медицинского запрета «не навреди», но и от основной общечеловеческой моральной заповеди «не убий». Рациональный аргумент, оправдывающий «новую практику», тем не менее, не освобождает от опасности разрушающего воздействия этих «средств» на нравственное самосознание, эмоционально-психическую стабильность личности врача. Всё это может влиять на деформацию профессионализма врача – его милосердия, сострадания, гуманности, благожелательности, человеколюбия <…> «