Впереди проламывал заросли белохвостый долгорог. Его копыта были как нарочно созданы для такой влажной почвы, но от ихневмона не убежишь.
Никто еще, как шептались по всему Югу, не нанес Лазийской пущи на карту. И самым одаренным поэтам не выразить в словах величия ее лесов, потому что ни один не проникал в их глубину, не видел бесконечных деревьев немыслимой высоты – тысячелетних наслоений зелени.
Ничто здесь не бывало одиноким. Ничто не бывало обнаженным. Корни одеты мхом, стволы обвиты лианами. И все густо пронизано памятью прошлого.
Карт Лазийской пущи не существовало, но Тунува и так знала дорогу.
Нинуру, спрыгнув с упавшего ствола, с рыком приземлилась перед добычей. Выше, на выгнутом дугой корне, показалась Эсбар, восседавшая на громогласно ревущей Йеде. Долгорог, испугано фыркнув, вновь загрохотал копытами. На его боках выступила пена.
– Поляна! – выкрикнула Эсбар.
Тунува уже неслась дальше.
Ихневмон вырвался на устеленную мхом прогалину. Сквозь разрывы в листве сверкало солнце. Деревья на дальнем краю жались друг к другу, подобно влюбленным. Тунува сорвала со спины лук, наложила стрелу. Волшебство в ней угасало, но зрение не утратило остроты. Стрела свистнула через поляну. Долгорог споткнулся, и она натянула поводья, пропуская Хидат.
Йеда, обогнав обеих, вырвалась вперед. Тунува подавилась криком – Эсбар была уже слишком далеко, не услышит. Хидат замедлила скачку, и обе уставились на соскочившую с Йеды Эсбар. Проблеск стали, вздох, и антилопа рухнула в траву. Йеда зубами прихватила ее за шею.
Тунува подъехала к обмякшему долгорогу. Мох уже впитывал его кровь. Йеда отпустила добычу, заворчала. Черный мех на ней лоснился, зрачки в обычных для ихневмонов янтарных глазах лежали вдоль.
– Добрая охота. – Эсбар, выпрямившись, вытирала кинжал. – Удачно нас сюда занесло – мужчины говорили, мох заканчивается. И неудивительно, если я теряю кровь за троих.
– Я соберу немного. – Хидат соскользнула с седла; на концах ее кос повисли капельки. – Не больно, Дартун?
– Нет, – ответил ее светло-рыжий ихневмон: долгорог оцарапал ему бок. – Ихневмон не уступит неуклюжей скотине.
Йеда и Нинуру согласно заворчали. Тунува с улыбкой погладила Нинуру. Хидат же, сорвав клок мха, прижала его к ране, и Дартун с довольным видом стал месить лапами землю.
– Хидат, – позвала Тунува, – ты в порядке?
– Вполне. Дартуну хуже пришлось.
– Я не про охоту. – Тунува тронула ее за плечо; она не первый год наставляла Хидат и видела, когда с ней что-то не так. – Ты снимала с дерева веревку.
Хидат подняла на нее глаза. Она, хоть и юная, уже научилась находить опору в самой себе, и поколебать ее было непросто. В ее темных глазах стоял простодушный вопрос.
– Ты среди нас мудрейшая, Тува, – сказала она. – Скажи, глупо бояться, что оно больше никогда не одарит меня плодом?
– Тогда Сию – дважды дура, – буркнула Эсбар. – Это она посеяла в тебе сомнение.
Эсбар вложила охотничий нож в ножны.
– Ты все правильно сделала, Хидат. Я напомню Сию, что она перед тобой в долгу.
– Мир. Дело сделано. – Хидат ободряюще потрепала Дартуна по спине. – Ну, идем, щен. Пора нам напиться.
Оставив Нинуру сторожить добычу, они прошли туда, где деревья снова расступались перед рекой Минара. В этой части Лазийской пущи ее русло разливалось почти на две лиги.
Солнце вспыхивало на золотых гребешках волн. Пока Хидат поила своего ихневмона, Эсбар сбросила накидку всадницы и принялась выжимать пропитанные кровью рукава.
– Ты так смотришь… – обратилась она к Тунуве. – Это из-за того, что я сказала про Сию?