Ганс выкрутил регулятор вправо. Мироздание осветила яркая вспышка. Ночное небо с желтым светильником – луной, рассыпанные щедрой рукой Творца одинокие звезды и собранные в иероглифы созвездий, невысокие холмы, округлые, как девственные груди, змеиная ухабистая дорога, стали резко очерченными, яркими и тут же исчезли во тьме. Ганс резко затормозил. Фридрих приоткрыл рот и недоуменно рассматривал навалившийся мрак.

– Фонарь сдох? – нарушил молчанье Фридрих. – Что это было?

Ганс машинально несколько раз покрутил ручку регулятора влево-вправо, тьма не рассеялась. Фридрих рывком открыл дверь кабины, замер, оглянулся на Ганса, закрыл глаза, потрогал рукой свои веки, открыл глаза и снова выглянул наружу. В кабине Фридрих различал Ганса, сидящего на сидении водителя, руль в его руках, тумблеры и рычаги, лобовое стекло, свои руки и ноги, а тьма снаружи была абсолютной.

– Ты это видишь? – спросил Фридрих.

– Что? – Ганс озабоченно крутил регулятор фонаря.

– Это… – Фридрих показал на открытую, с его стороны, дверь кабины. Ее не было, она растворилась во тьме.

– Дверь вырвало? Когда успело? Все, теперь меня точно уволят.

– Нет, – Фридрих не узнал свой голос, – дверь не вырвало, – он погрузил правую руку во тьму и ее будто стер невидимый ластик. – Ты это видишь?

Фридрих втянул руку в кабину, не согнув в локте, а отведя плечо назад, как будто это была не рука, а ветка или палка. Рука была на месте, пальцы шевелились, кисть сгибалась и разгибалась. Он снова погрузил руку во тьму, нащупал открытую дверь, потянул на себя и захлопнул. Фридрих с силой ударил себя ладонью по щеке, еще раз и еще. Щека покраснела, верхняя губа треснула и окрасилась кровью.

– Нет, это не сон, – пробормотал Фридрих. – Ганс, скажи мне, что это не сон?

Водитель вжался в кресло и от страха по-коровьи хлопал глазами.

– Нужно выйти… – с обреченностью в голосе сказал Фридрих. – Я отвечаю за груз. Я… старший.

Ганс не откликнулся.

Как бы раздумывая, Фридрих медленно открыл дверь, несколько раз глубоко вдохнул, задержал дыхание, опустил ноги на землю и не почувствовал привычного ощущения опоры, давления земли на ступни. Оперевшись руками в сидение, готовый, если что повалиться на спину в кабину, Фридрих выбрался из повозки и повис в пустоте. Не как кукла на веревочках или воздушный шар, раздутый горячим воздухом, а пылинка, не имеющая веса и объема, заметить которую можно только в солнечном луче. Фридрих распрямил плечи и постарался унять дрожь в коленях, каждое мгновение ожидая падения в тартарары, но этого не происходило. Фридрих повернулся всем телом к повозке. Его голова находилась на привычном уровне над кабиной, как если бы он стоял рядом с ней на земле. Услужливое сознание, цепляющееся за привычное, подсказало детское воспоминание о летнем развлечении, нырянии в очерченный камышом глубокий пруд. Дети прыгали с разбега, на спор, кто дольше просидит под водой. Погрузившись на дно, мальчик Фридрих открывал глаза, и вода бурого цвета щипала их. Мягкий ил приятно уминался ногами и пальцами рук, уши закладывало, кожа покрывалась пупырышками. Мальчик Фридрих чувствовал себя неотъемлемой частью живого мира. Когда легкие начинало жечь, он отталкивался ногами от дна, проталкивал свое тело руками сквозь толщу воды и показывался на поверхности водоема как новорожденный. Солнечный свет, словно руками бабки-повитухи принимал его в объятия.

Фридрих видел Ганса, застывшего в слабо освещенной кабине. Как желток окружает зародыш цыпленка в курином яйце, мутный свет окружал Ганса. Повозки не было видно. Ее металлические, деревянные и резиновые части, скрепленные болтами и заклепками, растворились во тьме, так сахар растворяется в черном напитке из цикория. Фридрих опустил глаза, надеясь увидеть свое тело, но ничего не увидел. Повинуясь электрическому импульсу, его рука, не видимая Фридрихом, согнулась в локте и услужливо поднесла указательный палец ко рту. Фридрих укусил его и почувствовал боль. Он вытянул руки перед собой и нащупал железную крышу кабины. Перебирая руками по корпусу повозки, как слепой, на ощупь, Фридрих добрался до металлического ящика, прикрепленного к кузову, снял с шеи ключ на веревочке, открыл навесной замок ящика и вытащил опломбированный мешок. Боясь отпустить невидимый борт, Фридрих пошел назад, к кабине. Волосы встали дыбом на голове у Ганса, когда он увидел возникший из ниоткуда обрубок руки, державший мешок. Фридрих опустил мешок на свое сидение. Сделав дело, сохранив, как ему казалось, доверенный груз, Фридрих ощутил накатившую волну смертельного ужаса. Он осознал, что ничего не слышит, не различает запахов. Фридрих открыл рот и закричал, почти выплевывая свои легкие, но Ганс не обратил внимания на крик. Фридриху пришло в голову, что так выглядит жизнь души после смерти. Он лихорадочно пытался сообразить, когда это случилось, в какой момент он умер, но не мог вспомнить. Фридрих перебирал в уме события этого дня. Старший смены выдал им, в запечатанном конверте наряд, затем Фридрих получил оружие и расписался в журнале, Ганс возился со своим драндулетом, залил воду и разжег дрова в топке. Что было потом? Ганс отогнал повозку под погрузку. Заехал задом в бетонный отсек, грузчик открыл своим ключом железный ящик и вложил в него опломбированный мешок, закрыл ящик и постучал по кабине, Ганс поехал к воротам базы. Фридриху стало легче, он нашел опору, перебирая воспоминания, как монах перебирает четки. Что было дальше? Они ехали по дороге и трепались обо всем на свете: бабы, спорт, деньги, начальство, работа, охота, цены. Фридрих закрыл глаза и постарался сосредоточиться, погрузиться как можно глубже в свой внутренний мир. Опасное место – лагерь беженцев среди холмов. Фридрих остановился на этом воспоминании, вертя его то вправо, то влево. Нет, ничего не произошло на том участке дороги. Фридрих выронил мысли-четки, ниточка порвалась, и бусины рассыпались по полу. Теперь их не собрать. Стой! Вспышка света! Фридрих открыл глаза и вытаращился во тьму. Вспышка света, осветившая землю и небо. Что это было? Фридрих пытался отыскать в уголках памяти что-то похожее, хотя бы отдаленно, но не находил. Ни один источник света в его мире не мог осветить и небо, и землю так ярко. Фридрих подумал о том, какого размера должен быть газовый фонарь. Нет, не то. Свет все равно был бы тусклым, приземленным. Фридрих вспомнил прошлого водителя Мартина. Он умер не таким уж и старым. Кровоизлияние в мозг. У мертвого Мартина было сосредоточенное посиневшее лицо и почерневшие уши. Фридрих подумал, что лопнувший сосуд мог осветить сознание Мартина такой же вспышкой. Или не мог? Кто его знает, что происходит в этих проклятых мозгах. Фридрих заглянул в кабину, ожидая увидеть незамеченное им свое собственное мертвое тело.