Еще долго я вглядывалась в даль, блуждая взглядом по полям, подернутым снежной насыпью, но еще не до конца отдавшим правление стремительно приближающейся зиме. Разглядывала неприступную стену деревьев на горизонте, за которой, должно быть, прятался сам город. Также мне удалось хорошо рассмотреть огромный двор, обнесенный высокой, каменной стеной и часть давно запустелого сада, уходящего в правую сторону особняка. Казалось, внутренним убранством двора не занимались десятилетиями, от чего было невозможно предположить с первого взгляда, что особняк жилой и в нем обитают люди.

Не знаю, сколько времени я так простояла у окна, но в какой-то миг мне это просто наскучило. Какой смысл терзать себя живописными видами, если все равно нет возможности выбраться? Уснуть мне теперь вряд ли удастся, а вот обследовать хотя бы малую часть этого дворца было бы интересно. Отчего-то предчувствие подсказывало, что мне не удастся встретить ни единой живой души при свете дня, а потому короткое путешествие по дворцу исключало какие-либо препятствия. Жаль лишь что одежды подходящей не было...

Пришлось накинуть на себя второе, шерстяное одеяло, что служило покрывалом и засунуть ноги в неудобные туфли, которые накануне мне принесла Азалия. Но так было теплее, да и стесняться сейчас было некого.

Стоило мне только оказаться в коридоре, как я ощутила гнетущую тишину огромного дома, который будто уснул вместе со своими хозяевами. Свечи в крученых канделябрах давно погасли, оставив под собой застывшие лужицы воска, и где-то вдалеке печально завывал сквозняк. Плотнее укутавшись в колючую накидку, я неспешно побрела вперед, ориентируясь на тусклые гобелены и картины в тяжелых рамах. Иногда я осторожно приоткрывала встреченные на пути, немногочисленные двери. Какие-то оказались наглухо закрыты, а какие-то открывались с протяжным скрипом, позволяя мне раз за разом попадать в пыльные, давно никем не тронутые комнаты. Везде ощущался запах тлена и запустения, словно я попала в увядший сад, от которого остались лишь пожухлые растения и почерневшие от времени цветы. Общее впечатление угнетало, заставляло чувствовать беспредельную тоску и теперь я сама не понимала, что именно хотела отыскать...

Когда я уже собиралась идти обратно, на глаза мне попалась очередная резная дверь, отличающаяся от остальных тем, что была покрыта черным глянцем и изображала своеобразный рисунок. Стоя перед ней, я невольно задумалась над тем, как много трудов было вложено в то, чтобы так искусно вырезать в дереве каждый лепесток, каждый вензель... Именно отличие этой двери от остальных заставило меня поддаться любопытству и дернуть серебряную руку на удачу. К моему изумлению, дверь подалась и я осторожно заглянула внутрь. Большое окно оказалось неплотно зашторено, и тонкой полоски света хватило, чтобы осмотреть внутреннее убранство.

Казалось, все внутри был таким же, как и в моей комнате, за исключением кровати, чьи мощные столбики поддерживали балдахин из плотной черной ткани. Здесь также имелось ростовое зеркало в золотой раме, стул со спинкой, на который была свалена какая-то одежда, и в воздухе витал очень знакомый аромат. Здесь точно кто-то жил... Однако хозяина комнаты я так и не увидела, а потому взяла на себя смелость войти чуть дальше, и только потом заметила некое шевеление под грудой скомканного постельного белья. Кто-то лениво завозился, послышалось тяжелое дыхание и я с замиранием сердца обернулась в сторону кровати, обнаружив сначала чье-то голое плечо, а потом и саму голову с копной растрепанных, длинных волос, плотно занавесивших лицо. Этот кто-то лежал на животе, зарывшись щекой в подушку.