– Решительно не понимаю, причём тут вы, но ещё больше не понимаю, причём тут судья Кэмпбелл! – взорвалась Вэл. – У него нет никакого права беспокоиться о моей безопасности и предъявлять вам дикие претензии!

Лицо Марко приняло чисто мужское выражение упрямой непреклонности, без слов говорящее: «Это исключительно наше личное и сугубо мужское дело. Кто о ком вправе беспокоиться и кого привлекать к ответу, мы сами меж собой проясним». Когда Вэл видела подобное выражение у своих клиентов, то готова была скрежетать клыками от ощущения своего бессилия! Поскольку чаще всего оно возникало в тех случаях, когда клиент полностью признавал справедливость её выводов и советов, но намеревался действовать вопреки им... поскольку это «по-мужски»!

– Я провожу вас в комнату для свиданий – врач, сопровождающий Брин, разрешил визит к ней адвоката перед судом, но предупредил, что разговаривать с ней сейчас – абсолютно пустая затея, – произнёс Марко.

«В последнее время у меня участились случаи, когда я впервые вижу своих подзащитных за полчаса до начала судебного заседания по их делу. Ненормальная тенденция и хорошо бы её прервать», – размышляла Вэл. В небольшой светлой комнатке на диванчике сидела прелестная девушка-шатенка. Её мягкие светло-карие глаза смотрели вокруг с непосредственностью малого ребёнка, не осознающего ни себя, ни своего места в окружающем огромном мире. Поздоровавшись с тюремным врачом, Вэл обратилась с приветствием к Брин Стоун.

– Здравствуйте, мисс Мэнс, – мелодичным, но механическим, бесчувственным голосом откликнулась её подзащитная.

– Вы понимаете, что находитесь в здании суда и я – ваш адвокат?

– Мне сказали это.

Вэл вопросительно посмотрела на врача, и тот пояснил:

– У неё тяжелейший откат после длительной истерии, и апатия усилена действием психотропных препаратов. Она, как видите, в сознании, но не в состоянии ясно мыслить, ясно излагать что-либо и принимать волевые решения.

– Какие вопросы я могу ей задать, чтобы не вызвать нервного возбуждения или агрессии?

– В данный момент – какие угодно, её психические реакции заторможены почти до полной остановки и впоследствии она не вспомнит ваш разговор с ней. Собственно, она и заседание суда не вспомнит, но её присутствие на нём необходимо по протоколу.

– Да, мне известны статьи Кодекса, регулирующие процедуры судопроизводства. В таком состоянии, как у неё, возможно лгать в ответах?

– Сыворотку правды, действующую на Иных, ещё не изобрели, – сухо заметил врач. – И советую задавать самые простые вопросы, иначе она их не поймёт и ничего не ответит.

– Моя беседа с клиенткой должна быть конфиденциальной, – намекнула Вэл.

Врач-ведьмак оценивающе осмотрел комнату, укрытую множеством чар, блокирующих любые проникновения изнутри и извне, и хрупкую фигурку адвоката:

– Вероятность впадения пациентки в буйство крайне мала, но на всякий случай напоминаю, что агрессивный вампир выцедит из вас всю кровь за пять минут, если, конечно, не оторвёт вам голову, ускорив кровопотерю.

– Увы, я давно вышла из того возраста, когда особи моего вида боятся молодых вампиров. Если бы глава клана хоть каплю опасался, что я не справлюсь с Брин, он бы не привёл меня к ней. – Оставшись наедине с клиенткой, Вэл ласково коснулась её руки и спросила: – Вы знаете, в чём вас обвиняют?

– Да. В убийстве.

– Вы убили кого-то?

– Нет.

– Отчего умер ваш возлюбленный?

– Она убила его.

– Она – это кто?

– Она.

– Вы знаете её имя?

– Нет.

– Это ведьма?

Брин не ответила, смотря на неё остекленевшими глазами. Видимо, вопрос был слишком сложным для её подавленного лекарствами рассудка.