В доме тем временем папина компания собралась уже почти в полном составе.
Банкир Иосиф Моисеевич, бывший сенатор и тайный советник Сергей Мстиславович, доктор Никольский, отставной офицер Збруев и профессор Псковского университета, гостивший у племянницы, Кринышев Семен Кириллович. Гости уже отобедали и расположились в гостиной вкруг стола, приготовляясь к игре. Николай Никитич разливал в бокалы вино.
«Ох, а цветы-то не стоят!» – спохватилась Наташа. Можно уже было и без цветов, но Наташе было стыдно, что она упустила такую деталь в непременном оформлении дома, и она направилась в сад попросить Никанора нарезать цветов для букета. И только вышла во двор, как увидела въезжающего всадника на беспокойном, всхрапывающем жеребце.
«Граф! – обрадовалась Наташа. – Все-таки папа его пригласил!»
А Орлов, спешившись и бросив поводья конюху, уже шел к ней.
– Вот, опоздал, – начал он говорить уже издали. – Здравствуйте, Наташенька!
И опять это «Наташенька» прозвучало так нежно, что девушка невольно улыбнулась и чуть было не ответила в тон: «Здравствуйте, Сашенька!» Но больно сиропная в том случае получилась бы сцена. Поэтому она просто протянула руку.
– Здравствуйте, граф, а я как раз удивлялась, отчего вас папенька не пригласил! Идите скорее, они там, кажется, уже начинают. А вечером чаю попьем, когда все разъедутся.
Граф блеснул улыбкой и поспешил к гостям, на ходу думая о парадоксах жизни, в которой две такие разные женщины делают ему одинаковые предложения – попить чаю, когда все разъедутся…
Наталья провела с садовником не менее получаса, выбирая, какие лучше срезать цветы, и выслушивая ворчание Никанора по поводу старых неплодоносных деревьев. Она в который раз терпеливо разъясняла, что папеньке деревья дороги. И что ежели Никанор срубит их, то папенька, возможно, тем же самым топором отрубит и его, вечно спорящую, Никанорову голову. И потом смеялась, глядя как Никанор достает свой невероятных размеров клетчатый носовой платок и утыкает в него лицо, шумно шмыгая носом, причитая о господской несправедливости. Вся эта сценка разыгрывалась уже не раз, и за своим платком Никанор на самом деле скрывал не слезы, а какой-нибудь сюрприз. В свободное от ворчаний и ухода за садом время он тренировался в ловкости рук и произведении всяких фокусов. И когда Наталья со смехом потянула его за рукав, ей на руку выпала искусно сделанная бутоньерка из незабудок и ромашек, кои она и прикрепила к вырезу своего платья.
Букет из желтых и белых астр, заключенных в нежную сетку декоративного папоротника, был готов. Наташа, осторожно придерживая рукой хрупкие стебли, вернулась в дом. Там уже зажигали лампы. Казалось, что в гостиной свершалось какое-то таинство. Над головами у мужчин в полумраке образовались дымные табачные нимбы. Руки – гладкие, морщинистые, веснушчатые или с чуть покореженными возрастом пальцами – держали карты и бокалы с красным вином, выглядевшим в рамке хрусталя почти черным. Глуховато и спокойно звучал голос доктора Никольского. Услышав, что он говорит, Наташа остановилась в дверях.
– Любовь, господа, это не более чем заболевание, если хотите. Я уверен, что наука это скоро подтвердит и найдет способ, как с ним бороться. Ну сами посудите. Допустим, ваш идеал женщины – это высокая стройная брюнетка, и вы приходите в совершеннейший восторг, встречая женщин такого типа. И вдруг, в один далеко не прекрасный день, невзрачная рыжая толстушка пробуждает в вас такое чувство, что вы понимаете – или она, или прощай жизнь! Это уже не восторг. Это абсолютно болезненная душевная реакция, то есть болезнь. И опять же, сплошь и рядом, вслушайтесь только: «Она больна от любви», «Он чахнет по ней», «Она худеет и бледнеет от того, что он ей не пишет». Чем вам не медицинская симптоматика!