Лошадь всхрапнула и нервно переступила с ноги на ногу.
– Ну, тихо… – ласково обратился к ней Дмитрий. Успокоение не подействовало. Фырканье перешло в громкое ржание. Лошадь начала взволнованно бить копытом.
– Да что с тобой такое?!
Вместо ответа, лошадь резко встала на дыбы. Теплов от неожиданности не удержался в седле и слетел на землю, чудом не зацепившись ногой за стремя. Лишившись седока, лошадь рванулась в сторону и скрылась в тумане.
Опираясь на ружье, как на палку, Дмитрий поднялся с земли, потирая ушибленную спину. Ржание и топот все удалялись, а понять в тумане, откуда исходит звук не представлялось возможным.
– Прав был охотник, черт бы его побрал, – уже вслух повторил Теплов. Он огляделся, пытаясь сообразить, что делать дальше. Искать лошадь в тумане – самоубийство. Идти дальше непонятно куда – глупо. Развернуться и попытаться найти дорогу обратно – самый верный вариант, но в таком тумане лезть на болота… И неизвестно, сколько придется идти без лошади.
Где-то рядом завыл волк. За ним еще. Присоединился третий. Дмитрий вскинул ружье, лихорадочно озираясь. Где-то рядом кружила стая волков, а у него одна охотничья двустволка, и ни одного патрона про запас. Из тумана вновь раздалось испуганное ржание, переходящее в булькающий истеричный хрип, утонувший в лае. Волки добрались до лошади – и скоро придут за ним…
Дмитрий отошел к кресту, дававшему хоть какую-то защиту от нападения со спины, и припал на колено у его подножия. Из тумана слышался хруст веток и сухой травы. Кто-то рычал. У самой границы белесого марева мелькнула чья-то тень. Теплов не пытался стрелять – патрона всего два, их стоило беречь, пока не представиться шанс выстрелить наверняка и не промахнуться.
Первый волк выступил из тумана буквально в паре саженей от него, сверкая звериными глазами. Серый хищник остановился и оскалил пасть, утробно рыча. Дмитрий навел на него ствол ружья и со щелчком взвел оба курка. Волк не пошевелился, продолжая низко рычать. Затем из-за белой завесы появился еще один зверь. За ним – еще один. И еще. Четверка волков окружила Теплова полукольцом, припадая к земле и скаля зубы. Несмотря на сжимающий сердце страх, ему бросилась в глаза необычность этих зверей – похоже было, что головы животных окружала грива на манер львиной. Дмитрий ожидал броска в любой момент, но хищников будто что-то удерживало. «Крест!»
Жуткое существо на кресте напугало его лошадь и, похоже, оказывало такое же воздействие на волков, которые не спешили броситься и разорвать его. Дмитрий застыл, перебирая варианты в голове. Оставаться на месте? Но сколько? Пока зверям не надоест? Или выстрелить? Только отпугнет ли это волков или наоборот, выведет их из транса и заставит напасть?
За спиной хрустнула ветка. Теплов позволил себе бегло оглянуться, но ничего не заметил. Только волки что-то почувствовали. Они нервно прижимали уши к голове и прятали хвосты между ног. Наконец, первый волк, видимо – вожак, заскулил и скрылся обратно в туман. За ним последовали три его собрата.
Теплов проводил их взглядом и впервые за все время успокоено выдохнул. Он обернулся – и встал как вкопанный. На границе тумана за распятием застыла человеческая фигура.
– Василий Александрович? – неуверенно спросил Теплов. Фигура покачала головой и сделала шаг вперед.
– Как вы здесь очутились? – раздался мелодичный женский голос.
III
4 мая 1881 года, среда, Пречистенка, Москва
Братья Корсаковы, Владимир и Петр, молча сверлили глазами лежащее между ними на столе письмо. Оно нашло адресата в старенькой, еще допожарной, усадьбе на Пречистенке. Владимир перебрался туда в начале марта, устав находиться в больнице. Восстановление проходило медленно, но верно. В начале февраля он уже гонял сиделок в лавки колониальных товаров и учил их варить кофе. К концу зимы начал вставать с постели, пусть и с помощью специально нанятого слуги и щегольской трости (сейчас Корсаков по большему счету обходился и без неё, но держал на случай внезапного приступа слабости). С тростью вообще вышла история – Владимир проявил упорное нежелание идти на компромисс с прежним образом жизни, так что выбирал аксессуар тщательно. У дверей его палаты выстроилась целая очередь мастеров, жаждущих продемонстрировать собственный товар. Рассерженные врачи вынуждены были их выгонять, что и повлияло на решение Корсакова перебраться в более приличествующие ему апартаменты. Тем более, что доктора к его выздоровлению никакого отношения не имели и их надзор более напоминал попытки разгадать природу его недуга, а не заботу о больном.