– Так мы, ваше благородие, потому к вам со всем нашим уважением… Подойдет жене? – и Виноградов достал из «дипломата» элегантную коробочку.

– «Черная магия»? Сколько?

– Для вас – госцена.

– Так не бывает. – Телков достал деньга, рассчитался. – Спасибо. Понимаешь…

– Понимаю, сам такой.

– Да я не об этом. Был бы кто другой на твоем месте… А ведь для меня ты на всю жизнь – Первый Учитель. Полтора года, помнишь – чего только не было!

– Не обижайся, но, видимо, хреново я тебя учил.

– Считаешь – сбежал с оперативной работы? Может, ты и прав, но, во-первых – без штабов еще никто не обходился, здесь тоже, поверь, не сахар, а во-вторых… В стране – бардак, зачем, во имя чего шкурой рисковать – за гроши притом? Именно теперь главная задача – выжить, сберечь себя, чтобы когда все утрясется…

– Слушай, а я удивлялся – почему тебя милиционеры Гаденышем тогда прозвали…

– Пошел ты! – побагровел было Телков, но сдержался. – Ладно, после второго инфаркта меня вспомнишь. Семью только твою жалко – ты ж Таньку с двумя детьми нищими на сторублевую пенсию оставишь: машины нет, дачи нет. Одно пальто кожаное и «понтов» на миллион.

– Всего доброго.

– Постой! Тебя ж не просто так вызывали. Напишешь объяснительную по вчерашнему, мне отдашь. И не выдрючивайся, ради бога! Грамотно напишешь – смогу замять… Последний раз.

– Хорошо. Ты извини меня – нервы.

– Ладно, проехали. И еще. Сегодня к шести надо подойти к начальнику кадров, Петрову, в двадцать шестой кабинет. Будут решать вопрос о твоей стажировке у немцев – помнишь, то, что с прошлого года прорабатывалось. На пару недель. Так что – затихни и не рыпайся.

– Игорек, не могу я к шести – встреча в пять.

– Опять по Квадратному разборки?

– Как сказать…

– Далеко?

– Да так…

– Попытайся все-таки успеть. Я предупрежу Петрова, что просишь перенести на полседьмого, но уж тогда не опаздывай – полковники ждать не любят. Мы с Петровым, кстати, тоже в Гамбург с вами едем, всего на Управу человек десять…

– Все, опаздываю, подробности потом расскажешь.

Виноградов расстелил вчерашнюю газету и аккуратно присел на скамейку, по-весеннему не слишком чистую. Расстегнул плащ, достал книгу и углубился в чтение, не забывая, впрочем, поглядывать то и дело в сторону замыкавшей неухоженную аллею ажурной калитки. Этот скромный, уютный скверик между Механическим институтом и Молодым театром по ряду причин отвечал самым жестким требованиям конспирации и периодически использовался Виноградовым для наиболее деликатных встреч. Слепило солнце, отражаясь от глянцевых страниц, умиротворенно тяжелел сытый желудок. Клонило в сон.

– «…Человеком нельзя питаться систематически. Человеком можно только время от времени закусывать». Что это ты читаешь, Виноградов?

– Через плечо заглядывать неприлично, Петрович. Мирных граждан пугать – тем более. А читаю я Конецкого Виктора Викторовича, своего любимого писателя. Слышал?

– Читал. Ничего пишет, смешно… А вообще – злой он какой-то.

– Смешно… Умно он пишет, умно! А умные – все злые. Но не злобные.

– Есть разница?

– Конечно. Злость – сила созидательная, а злобность…

– Давай к делу, времени мало. Я пока эту твою «шхеру» нашел… Кстати – неплохо. Не возражаешь, если я здесь тоже с людишками видеться буду?

– Стакан нальешь – ради бога. Шутка.

– Договорились. Груздев твой где?

– Не будет. Его намертво «припахали» – по той группе, что в «Ориенте» зацепили. Звонил сегодня с утра из аэропорта – рейс на Алма-Ату. Так что – выпал Груздев из расклада.

– Что ж поделаешь…

– Обидно. По «Спортспейсу» без него ни черта не сделаешь, тамаринские архивы все в Управлении по организованной… Он даже источников своих озадачить не успел.