На том конце провода был его патрон, тайный советник С.

– Рад слышать вас, Николай Гаврилович, – сердечно поприветствовал его Загорский.

Звонок от старого царедворца означал, что предстоит очередное расследование, и скорее всего – по дипломатической части. Однако по первым же словам стало ясно, что дело далеко не очередное, что случилось что-то неладное. Да что там неладное – очевидно, произошло нечто из ряда вон выходящее!

– Дорогой Нестор Васильевич, – каким-то сдавленным голосом проговорил патрон, – я вас очень прошу, приезжайте ко мне, приезжайте немедленно…

Спустя полчаса Загорский уже взбегал по ступенькам дома тайного советника.

Незнакомый лакей с военной выправкой провел его в гостиную. Загорскому хватило пары быстрых взглядов, чтобы понять, что в доме царит жесточайший хаос и нестроение. Нет, внешне все было, как обычно, парадные портреты предков по-прежнему висели на стенах, а вещи аккуратно стояли на положенных местах, но при этом чудилось, будто шерсть на них вздыблена, как на перепуганных котах. Разумеется, никакой шерсти на предметах обстановки не было и быть не могло, но, воля ваша, ощущение складывалось именно такое.

И уж совершенно точно шерсть стояла дыбом на самом хозяине дома – точнее, то, что от этой шерсти осталось. К преклонным своим годам тайный советник почти лишился волос на темени и обзавелся благообразной лысиной, которая, впрочем, ничуть не искажала его естественного облика: он по-прежнему выглядел грозно, когда хотел быть грозным, и очаровательно – когда нужно было кого-то очаровать. Очарованию этому не мешал ни слишком внушительный нос, нависший над подбородком, ни суровые карие глаза, ни даже некоторая избыточность в теле, образовавшаяся с возрастом.

Сейчас, впрочем, патрон не был ни грозен, ни очарователен, он был очевидно потрясен и потрясен до глубины души. Более того, вид у него был бледный и растерзанный, его покинула всегдашняя его энергия, он словно бы утопал в креслах и даже не пытался подняться навстречу гостю.

– Что с вами, Николай Гаврилович? – спросил Нестор Васильевич озабоченно. – Вы нездоровы?

Даосская выучка, которой он подвергся в молодости, когда жил в Китае, позволяла ему без всякого сомнения презреть любые внешние условности и сразу перейти к делу.

Как говорил, кажется, наставник всех дао́сов Ла́о-цзы, когда в мире исчезает да́о-путь, остается еще благодать-дэ; когда исчезает благодать-дэ, остается ритуал-ли; когда исчезает ритуал-ли, не остается ничего. Таким образом, ритуал или, говоря по-русски, правила приличия, при всей их важности серьезно уступали по значению благодати, не говоря уже о пути или, точнее, истине. Исходя из этого Загорский полагал, что, если обстоятельства требуют, любые внешние приличия можно отбросить ради обретения истины.

– Новомодная болезнь, гипертонический криз[4], – слабым голосом отвечал его превосходительство. – Кажется, так это доктор назвал.

Брови Загорского поползли наверх.

– Как вас угораздило? Что говорят врачи?

Тайный советник махнул рукой: сейчас это не так важно. Важнее история, которая предшествовала этой прискорбной неприятности. История же, по словам Николая Гавриловича, была банальной до отвращения.

– У вашего покорного слуги похитили секретные дипломатические бумаги.

Загорский нахмурился.

– Вы хранили их дома?

Нет, разумеется, его превосходительство не хранил секретные бумаги дома, однако их пришлось ненадолго вывезти из министерства иностранных дел. Дело было так.

Министерство и лично тайный советник работали над окончательной редакцией одного международного договора. Когда документ был готов, его с фельдъегерской почтой отправили к государю – на высочайшее утверждение. Вместе с договором императору было направлено сопроводительное письмо тайного советника. Оно вкратце объясняло суть дела и указывало на особенно важные места, в частности, трактовало секретный раздел соглашения, который не должен был публиковаться ни при каких обстоятельствах.