— К чему привыкнешь? Да так… К использованию людей, которые не в силах тебе отказать… Ладно, забудь, что сказал! — Иван крепче сжал детскую руку. — Зелёный…

Она не ребёнок, к её шагу не нужно приноравливаться — ему бы за ней угнаться. Хорошо не гололёд!

— Ты так целыми днями дома одна сидишь? — спросил ради праздного интереса, чтобы не молчать ещё три минуты или пять. Что-то они хоть и бегут, а идут безумно медленно.

— Я целыми днями в школе. Сегодня просто суббота.

Выкрутилась!

— А бабушка каждую субботу работает?

— Почти каждую. Иногда даже по воскресеньям. Я ей не скажу про фотографию, вы не бойтесь.

— А чего я должен бояться?

— Она не поймёт, — продолжила Василиса, проигнорировав его вопрос.

— Чего? Что ты решилась со мной встретиться? Я бы тоже не понял. А, знаешь, ты права, лучше не говорить… Спрячь фотографию в кошелёк. Она маленькая. Я её там и хранил…

— А зачем сказали, что потеряли и только что нашли? — перебила Василиса, и Иван действительно прикусил язык, до боли.

С этим ребёнком нужно следить за каждым словом. Правда, осталось последить всего минуту и можно превратить её в минуту молчания — почтить память чудаковатой Рины.

— Твой подъезд третий, да? — спросил Иван во дворе, продолжая крепко держать маленькую спутницу за руку.

Или это она сама держала его, не отпускала.

— Третий, — ответила просто, не добавив ничего про его такую хорошую память.

Нет, ей же всего двенадцать. Подкалывать по-взрослому ещё не умеет в силу возраста. В её власти только по-детски удивляться глупостям, которые творят некоторые взрослые.

— Василиса!

Иван оглянулся первым: бабушка? Сейчас придётся оправдываться. Но странно, девочка не вырвала руки, а даже сильнее привалилась к его боку. Вот дела…

— Здравствуйте, Татьяна Николаевна! — сказала Василиса тихо абсолютно спокойным голосом.

Не бабушка, выходит… И то хорошо!

— Кто это с тобой?

Пенсионерка глянула на него так сурово, что он окончательно заледенел.

— Это папа…

Только чудом глаза не закрыл от Василисиной наглости!

— Ани…

И всё равно не выдохнул.

— Моей одноклассницы. Я ногу подвернула, и он…

Вот и ложь во спасение — да, шустра девочка, ничего не скажешь! Василиса Премудрая прямо-таки!

— Меня привёз.

Машин полный двор — не запомнишь ведь, где чья, и хромает маленькая лгунья, надо отдать должное, очень даже натурально.

— Сама до квартиры дойдёшь? — подыграл ей Иван.

Василиса кивнула.

— Какой этаж-то у вас?

— Третий.

— Доковыляешь… Ну давай! — махнул рукой. — Бабушке привет!

Дождался, когда дверь подъезда захлопнется, сунул руки в карманы и пошёл прочь.

— А где же ваша машина, мужчина? — услышал он в спину и обернулся:

— Попутку поймали, — ответил доморощенному следователю с вызовом. — А надо было такси к подъезду заказывать?

— Ну, вам-то на такси попривычнее однако ж будет. Я вас узнала. Часто с вами в Питер ездила раньше.

О, как… Вот к такому повороту он готов не был. Знаменитость городская!

— Дела давно минувших лет… До свиданья!

И отвернулся, зашагал быстрее обычного, почти бегом. Закурить бы — да вот уже много лет не курит.

13. Глава 13 "Мокрые ноги"

По дороге Иван решил, что для собственного успокоения поставит в монастыре свечку за упокой Чудачки. По привычке пошёл по берегу, мимо стройки — побрёл, утопая по колено в снегу. Летом, правда, тут тоже не ахти тропа — кусты репейника по пояс вырастают: задолбаешься из футболки выдирать, но ведь ходит народ, дорогу укорачивает. У него сейчас получилось ровно наоборот, да он и не спешил — некуда спешить, не к кому! Дошёл с горем пополам до монастырских ворот, мимо пляжика, где в детстве тайком с братом купались в грязной, конечно, только по мнению родителей, воде. Ноги, правда, и сейчас замочил — прямо как маленький — набрал полные ботинки снега! Сбил с носов налипшие комья и шагнул в арку.