Но на самом деле все было иначе. Стоило применить к кому-нибудь основное плетение, и его тело совершенно забывало о притяжении земли – он летел в том направлении, какое указал заклинатель потоков. Неполные плетения основаны на том, что часть человеческого веса забывала о земле, хотя остальное по-прежнему тянулось вниз. Потому половинное плетение, обращенное кверху, заставляло человека зависать между небом и землей.

Каладин расположил группы так, чтобы можно было переговорить с королем, Адолином и Шаллан. Его мостовики и прислужники Шаллан зависли на некотором расстоянии. Даже новые объяснения Сигзила не помогали понять, что именно сделал Каладин. Он каким-то образом создал… канал вокруг группы, словно в реке. Течение, которое увлекало их за собой, позволяя держаться рядом.

– Это действительно красиво! – воскликнула Шаллан, обозревая бурю, которая покрывала все, кроме верхушек каких-то очень далеких гор слева от них. Наверное, это были горы Солнцетворца. – Как смешивание красок – если бы темная краска могла каким-то образом порождать новые цвета и свет внутри своих завихрений.

– Главное, чтобы я смотрел на нее издалека, – проворчал Адолин. Он держал Каладина за руку, чтобы не отлететь в сторону.

– Мы близко к Холинару, – сообщил Каладин. – И это хорошо, поскольку приближаемся к хвосту бури и вскоре я потеряю доступ к ее буресвету.

– А вот я, – проговорила Шаллан, глядя вниз, – потеряю ботинки.

– Ботинки? – переспросил Адолин. – Я там потерял свой обед.

– Представляю себе, как что-то соскальзывает и падает туда, – прошептала Шаллан. – Исчезает. Навсегда. – Она посмотрела на Каладина. – Никаких острот по поводу отсутствующих ботинок?

– Ничего смешного в голову не пришло. – Он помедлил. – Впрочем, тебя это никогда не останавливало.

Шаллан ухмыльнулась:

– Мостовик, а ты когда-нибудь думал о том, что плохое искусство приносит миру больше пользы, чем хорошее? Начинающие художники тратят огромное количество времени на плохие учебные работы. И даже когда художник становится мастером, некоторые картины у него попросту не получаются. А другие кажутся неправильными, пока не нанесен последний штрих. Плохое искусство всегда дает много опыта, ибо твои ошибки важнее успехов. Кроме того, удачные работы обычно пробуждает в людях одинаковые чувства – в большинстве своем хорошие произведения одинаково хороши. Но каждое плохое творение плохо оригинальным, неповторимым образом. Потому я рада, что у нас есть плохое искусство, и уверена, что Всемогущий с этим согласен.

– Шаллан, все это, чтобы оправдать твое чувство юмора? – произнес удивленный Адолин.

– Мое чувство юмора? Нет, я просто пытаюсь оправдать творение капитана Каладина.

Не обращая на нее внимания, Каладин глядел на восток, прищурив глаза. Тучи позади них светлели от непроницаемой мрачной черноты и серости до более мягких оттенков, цвета утренней каши, которую готовил Камень. Буря приближалась к завершению; стихия, которая прибыла с помпой, оканчивалась продолжительным вздохом, шквалы уступали место спокойному дождю.

– Дрехи, Скар, – позвал Каладин. – Удерживайте всех в воздухе. Я собираюсь вниз, на разведку.

Двое отсалютовали ему, и Кэл упал сквозь тучи, которые изнутри выглядели как грязный туман. Каладин вылетел из них, покрытый инеем, и струи ослабевающего дождя начали хлестать его. Наверху тихонько рокотал гром.

Сквозь тучи просачивалось достаточно света, чтобы он смог обозреть ландшафт. Действительно, город был близко и выглядел величественно, но он вынудил себя поискать врагов, прежде чем восхищаться пейзажем. Отметил широкую равнину перед городом – поле боя, очищенное от деревьев и больших валунов, которые могли бы послужить прикрытием вторгшейся армии. Оно оказалось пустым, что не было неожиданностью.