Ее волосы развевались неистовой темно-рыжей волной. Она летела, вытянув руки вперед, закрыв глаза, с улыбкой на лице. Каладину приходилось все время регулировать ее скорость, чтобы Шаллан держалась вместе с остальными, – девушка не могла устоять перед тем, чтобы не ощутить ветер меж пальцами свободной руки и не помахать пролетающим мимо спренам.

«Как же она может вот так улыбаться?» – спросил себя Каладин. Во время совместного путешествия по ущельям он узнал ее тайны. Раны, которые она скрывала. И все же… она могла каким-то образом попросту их игнорировать. У Каладина это не получалось. Даже когда он не пребывал в излишне мрачном настроении, его обременяли обязанности или нужды людей, о которых он должен был заботиться.

Ее беспечная радость пробуждала в нем желание показать, каково это – летать по-настоящему. Она не могла пользоваться сплетениями, но сумела бы собственным телом придавать форму ветру и танцевать в воздухе…

Каладин вынудил себя вернуться к происходящему, изгнав глупые мечты. Он прижал руки к телу, уменьшая поверхность, на которую воздействовал ветер. Это позволило перелететь к началу вереницы людей, чтобы по очереди обновить их буресвет. Он не пользовался буресветом для маневрирования – хватало и ветра.

Скар и Дрехи летели самостоятельно футах в двадцати внизу, наблюдая на случай, если кто-то по какой-нибудь причине упадет. Обновив плетения, Каладин вернулся в строй между Шаллан и Элокаром. Король смотрел вперед сквозь маску, как будто не замечая поразительную бурю внизу. Девушка легла на спину и с блаженным видом уставилась в небо; подол ее подколотой юбки трепетал на ветру.

С Адолином совсем другая история. Он посмотрел на Каладина, потом закрыл глаза и стиснул зубы. По крайней мере, перестал молотить в воздухе руками и ногами каждый раз, когда менялся ветер.

Они не говорили – все равно в шуме ветра звук их голосов должен был затеряться. Чутье подсказывало Каладину, что он, вероятно, может смягчить силу ветра в полете – такой опыт уже был, – но некоторые способности нельзя воспроизводить намеренно.

В конце концов от бури внизу вспорхнула светящаяся линия. Вскоре она превратилась в ленту из света и подлетела к Каладину.

– Только что миновали реку Ветробегунью, – доложила Сил.

Он воспринимал ее слова не как последовательность звуков, но как ментальные отпечатки.

– Значит, Холинар уже близко.

– Ей определенно нравится небо, – заметила Сил, взглянув на Шаллан. – Прирожденная летунья. Она почти похожа на спрена, и от меня это высокая похвала.

Он вздохнул и отказался смотреть на Шаллан.

– Да ладно тебе… – Сил метнулась на другую сторону от него. – Ты должен быть с людьми ради собственного счастья. Я знаю, что это так.

– У меня есть мои мостовики, – пробормотал он. Слова унес ветер, но Каладин знал, что Сил услышит, как он услышал ее.

– Сам знаешь, это не одно и то же.

– Она взяла горничную в разведывательную миссию. Не способна неделю прожить без того, чтобы кто-то не укладывал ей волосы. Думаешь, такое может меня заинтересовать?

– Думаю? – уточнила Сил. Она приняла облик миниатюрной девушки в девчоночьем платье, которая летела впереди него. – Я знаю! Даже не рассчитывай, что твои вороватые взгляды ускользнули от моего внимания. – Она ухмыльнулась.

– Пора остановиться, чтобы не проскочить мимо Холинара, – сменил тему Каладин. – Ступай предупреди Скара и Дрехи.

Каладин занялся своими подопечными по очереди, заменяя плетение вперед половинным плетением вверх. У плетений был странный эффект, который сводил на нет попытки Сигзила описать их с помощью научной терминологии. Все его подсчеты говорили, что человек, будучи сплетенным, находился под влиянием как земли, так и плетения.