— Яника, — Валентин Петрович подался вперёд и опёрся локтями о столик, сложил пальцы в замок. Его прозрачные серые глаза сурово взглянули на меня. — А давайте подумаем с другой стороны. Что вы сделали для рода? Чем вы ответили на те блага, которые получили от Михаила Ефремовича, напрямую и косвенно?

— Я ни о чём не просила! — буркнула я, чувствуя себя избалованным ребёнком.

Валентин Петрович молчал. Я вздохнула и заставила себя успокоиться.

Так дело не пойдёт. Надо действовать по-другому. По-взрослому.

— Хорошо, — сказала я внешне спокойно. — Я понимаю, о чём вы говорите. Но вы же слышали, о чём рассуждали мои родители. В этом браке я стану мишенью и марионеткой. Неужели вы считаете, что для меня это хорошая судьба?

Вот вам, дорогой Валентин Петрович. Что вы ответите на это?

Ответил он не сразу.

— Я обещаю вам, — начал он очень, очень медленно, — что лично обеспечу вашу безопасность. Найду любой компромат на вашего предполагаемого супруга и его семью, любые способы, чтобы вы могли ни о чём не беспокоиться. При таких условиях вы согласны?

— Нет! — крикнула я отчаянно. — Не согласна и никогда не соглашусь! Просто потому что...

Потому что люблю другого? Потому что эгоистка? Потому что не собираюсь быть благодарной — по крайней мере не такой ценой?

Я замолчала, задыхаясь от эмоций. Он никогда не поймёт, старый упёртый чёрствый сухарь. Даже если я расскажу о Сергее, как можно передать главное — чувства, взаимное желание, доверие, нужда друг в друге? И где гарантия, что это убедит Валентина Петровича? Да он, наверное, и жене своей сделал предложение не потому, что любил, а потому что пришло время жениться!

— Что ж, — он опёрся о стол, готовясь подняться. Кажется, разговор был окончен. — Тогда не остаётся ничего иного, кроме как ждать, когда вы повзрослеете.

Я молчала, чувствуя себя забившимся в угол зверьком. Загнанным и отчаявшимся. Готовым только кусать и рвать, не думая ни о чём.

Валентин Петрович сделал шаг к двери. Открыл и на пороге обернулся. Я подтянула ноги к груди, отвернулась к окну, не желая ничего слышать. Подкатывали слёзы.

Я всё равно сбегу. Обязательно сбегу. Сергей ждёт меня.

Со стороны двери раздался негромкий отчётливый голос:

— Я всеми силами буду способствовать тому, чтобы воля вашего прадеда была исполнена. Вся охрана предупреждена. Вам не выбраться из дома без моего ведома. Лучше смиритесь. Спокойной ночи.

Я ничего не ответила. Валентин Петрович тихо закрыл за собой дверь и ушёл.

Скатертью дорожка.

Я сидела в одной позе минут, наверное, двадцать. Смотрела в темноту за окном, на узор инея у края рамы.

Если Валентин Петрович думал, что этим разговором заставит меня поднять лапки и согласиться на любые условия – он очень и очень сильно ошибался.

А может, он просто не понимал, что я уже не прежняя Яника, балованная дочурка, получавшая всё, что только попросит. Я бы не пошла на открытый конфликт раньше. Но теперь у меня было за что бороться.

Может, конечно, это иллюзия и мираж – моя зарождающаяся любовь… точнее, ещё влюблённость. Но я не могла предать Сергея. Выкинуть из головы всё, что между нами было, забыть эту сумасшедшую химию, его глаза, его непродуманное, вырвавшееся в момент переполнившихся чувств: «Выходи за меня».

И чем больше на меня давили, тем сильнее я укреплялась в намерении не сдаваться.

----

[1] Роллеты — здесь: поднимающиеся на манер жалюзи гаражные ворота.

15. 15

Той ночью я так и не смогла сбежать. Валентин Петрович предусмотрел всё. Он даже поставил соглядатая у дверей моей комнаты, и тот неотступно следовал за мной по всему дому, разве что в ванную и туалет позволил сходить в одиночестве. И внутрь моей комнаты не лез. Впрочем, и не нужно было — внизу, под моими окнами, стоял другой голем Валентина Петровича.