Пессимизм тестя понять, конечно, можно. Ну да ладно. Устроился и устроился. День работает, два, третий. Привыкать уже начал. И тут как-то раз в самый разгар рабочего дня вдруг буквально влетает к нему в кабинетик женщина, латышка. И как начинает на тестя волну гнать. Что, мол, руки у тестя в крови, что он убийца и всё такое прочее в том же духе.
Орала эта женщина так, что сбежался послушать весь их небольшой коллектив. Причём все слушали молча, и хоть бы один за тестя вступился. Ну, коллектив же латышский, они все один за всех и все за одного. Тесть, кстати, вспомнил потом эту женщину. Она у них в части уборщицей работала. Была тише воды, ниже травы, тесть её и не замечал никогда. А она, вишь ты, вспомнила, узнала.
В общем, с работы в тот день тесть как оплёванный пришёл. А вскоре его вообще оттуда попросили. По просьбе трудящихся, коллектива, то есть. Вот такие дела.
Вообще теперь те латыши, с которыми у моих были вполне хорошие добрососедские отношения, вдруг резко перестали здороваться. А при встречах смотрят на моих свысока и как-то так, словно мои тесть с тёщей им что-то должны. По этому поводу тёща особенно расстраивается, даже всплакнуть может иной раз.
У них соседка есть, бывшая тёщина типа подружки, тётя Дайна, как её Ирочка зовёт. Так если раньше эта тётя Дайна и дня не могла прожить, чтобы с тёщей новости не перетереть, то теперь ходит гордо и в сторону тёщи моей даже и не смотрит.
Ну, и другие тётки, которые латышки, мою тёщу напрочь игнорировать стали. Хотя раньше, говорят, даже праздники вместе семьями отмечали, на пикники на Даугаву ходили. То есть не было различий никаких, кто русский, кто латыш, кто еврей, кто ещё какой национальности. Жили все мирно и спокойно.
Во дворах, Ирочка рассказывает, до поздней ночи дети бегали, играли, орали, и никому и в голову не приходило различать, кто есть кто. А теперь, оказывается, все латыши на самом-то деле всегда чётко знали и различали, кто какой национальности есть. И втайне не любили, да что там, не любили, а истово ненавидели всех русских! У моих это до сих пор в головах не укладывается. Тёща плачет от обиды, а тесть её утешает этим своим слоганом, про двух латышей и три партии…
И, кстати, во дворах дети больше толпами не бегают. И на улицах рижских народу не особо, по вечерам вообще никого. Ирочка говорит, раньше такого точно не было. Рига всегда оживлённая была и весёлая.
В общем, обстановка та ещё, не сказать, что оптимистичная. Единственное светлое пятно было, это когда наши суд выиграли. Дошли, кстати, аж до Страсбурга. Тёща моя, кстати, в инициативной группе была.
Даа… Выцарапали-таки квартиры свои в международном суде, выцарапали. Как тесть выразился, из глотки вытащили. Тут же и на приватизацию подали, пока латыши ещё чего-нибудь не учудили. Собирались у нас тогда самые активные участники, праздновали свою победу. Песни пели. Про подмосковные вечера, про русское поле, даже гимн Советского Союза…
Правда, пели недолго. Потому что сначала соседские латыши по батареям стучать начали, а потом вообще полицию вызвали. Так всей нашей компании чуть было нарушение общественного порядка не пришили. Так что песни мы потом шёпотом пели.
В общем, праздник со слезами на глазах вышел, причём в буквальном смысле. Тётки плакали от всех обид, а мужики их утешали, как могли. Вот так как-то.
Но и это ещё не главное. Главное лично для меня совсем другое…
35. глава 35
Александр
Дааа. Блин. Главное для меня вовсе не то, как латыши относятся к русским, вовсе не это. Лично мне это вообще по барабану. Не знаю, чего тесть с тёщей так переживают по этому поводу. Открытие для них прямо, оё-ёй, латыши не любят русских. Да ё моё, это вообще-то весь Советский Союз знал, что в Прибалтике русских не любят.