Глаза Марины засветились искренним, неподдельным счастьем, но тут же погасли, сменившись выражением смирения и обречённости.
– Ой, нет, Людочка, – тихо проговорила она. – Выставки не надо. Тебе, конечно, большое спасибо за столь щедрое предложение, но, как говорится, всяк сверчок знай свой шесток. А насчёт того, чтобы поучиться у тебя, то я с большим удовольствием.
– Ох, зря, Мариш! – Людмила сокрушённо покачала головой. – Если уж не тебе выставляться, то кому же ещё? У тебя такие оригинальные и самобытные рисунки! И темы необычные – церкви. Почему они доминируют в твоих работах?
– Не знаю, – пожала плечами Марина. – Просто нравится рисовать их, и всё.
– Мне кажется, в этом есть какой-то смысл, – задумчиво произнесла Людмила. – Быть может, пока что недосягаемый, скрытый от тебя самой. Но, по-моему, это неспроста. У тебя, Марина, особый дар. От Бога.
– От Бога у меня другой дар, – рассмеялась Марина. – Вот он! – Она с нескрываемой материнской гордостью указала на коляску, где мирно посапывал Стас, которому в скором времени должно было исполниться три года. – И кажется, скоро будет ещё один.
– Да ты что? – радостно улыбнулась Людмила. – Неужто мы ждём Владислава?
– Похоже, что так, – подмигнула Марина. – Готовь там свою Ладу.
– Маринка! Здорово! – воскликнула Людмила. – Поздравляю от всей души!
– Поздравлять пока рано, – с некоторой опаской взглянув на подругу, заметила Марина. – Вдруг что пойдёт не так?
Людмила мягко взяла её за руку:
– Не выдумывай. Всё будет хорошо. Я так за тебя рада! А уж как рада Ладусенька! – она окинула нежным взглядом одну из сидящих в новой сдвоенной коляске девочек, на чьей правой щеке красовалась характерная родинка.
– Ну вот, теперь на всех твоих девчоночек женихов хватит, – улыбнулась несколько успокоенная словами подруги Марина.
Людмила стала постепенно открывать Марине технические нюансы художественного мастерства. Когда она приходила в квартиру, где жили супруги Озеровы со своим имеющимся и намечающимся потомством, подруги расставляли перед окном мольберт, раскладывали рисовальные принадлежности и сосредоточенно брались за дело.
– Марин, скажи, а почему ты избегаешь рисовать людей? – спросила однажды Людмила. – У тебя столько зарисовок природы, а также вполне законченных пейзажей и натюрмортов, но нет ни одного портрета и даже ни одного человеческого лица в отдалённой перспективе. Это что, твой фирменный стиль? Или тебе не нравится рисовать людские лица и фигуры?
– Не знаю, – честно ответила Марина. – Никогда над этим не задумывалась. Скорее всего, и то и другое.
– Странно, – тихо произнесла Людмила. – На самом деле изображения людей призваны оживлять картины. Без них всё должно быть как-то неестественно, неправдоподобно… А у тебя почему-то получается вполне себе естественно и правдоподобно. Вот тебе и парадокс!
– Спасибо, – ответила Марина. – От тебя это звучит как похвала. Но мне самой не нравится. Вероятно, я ещё не дозрела как художник, чтобы действительно правдиво изображать людей.
– Вот ещё глупости! – отозвалась Людмила. – Ты замечательный, талантливый и самобытный художник. Не в этом дело.
Марина пожала плечами:
– Возможно, когда-нибудь это умение придёт. Наверное, что-то должно случиться в моей жизни, чтобы это произошло.
– А может, так и должно быть? – предположила Людмила. – Что, если это – одна из своеобразных изюминок твоего стиля? Говорю же – у тебя это получается на удивление естественно и правдоподобно.
– Я так не считаю, – честно призналась Марина. – Но, наверное, тебе виднее.