Причину такого пылкого интереса Людмила поняла, когда после выхода из роддома новоиспечённые молодые матери обменялись контактами и начали общаться. Они созванивались и вместе выходили с колясками на прогулки.

У Людмилы была сдвоенная коляска, так как, к их с мужем невыразимой радости, пополнение в семье получилось грандиозным – в назначенный день и час на свет появились очаровательные девочки-близнецы, которых на первый взгляд невозможно было отличить друг от друга. Лишь какое-то время спустя счастливые родители девочек заметили разницу, заключавшуюся в месте расположения на лицах новорождённых характерной родинки – у одной из дочерей – той, что появилась на свет пятью минутами раньше своей сестры, родинка красовалась на левой щеке, а у другой – на правой. Старшую девочку решено было назвать Лидией, а младшую – Ладой. Так захотел Валерий, чтобы имена дочерей (во всяком случае, в их коротких формах) были созвучны имени любимой супруги – Люда, Лида, Лада.

– Удивительно, насколько у нас с тобой всё похоже, – сказала как-то Людмила Марине, пока они везли свои коляски по залитому весенним солнцем тротуару. – Даже имена нашим детям и вы с Вячеславом, и мы с Валерием подобрали с особым смыслом.

– Да, – согласилась Марина. – Я вот хочу следующего нашего сына, если Бог нам со Славой его подарит, Владиславом назвать. А этот, значит, Станислав, будущий жених твоей старшенькой. Кто там у нас родился на пять минут раньше? Лидия? – Она шутливо подмигнула подруге и осторожно взяла маленького Стаса на руки. – Ну что, сынок, полетели?

– Мне кажется, Лида не возражает, да, дочунь? – ласково взглянув на девчушку с родинкой на левой щеке, с радостью поддержала игру Людмила. – А Ладусю мы прибережём для Владислава.

– Мы не против, – охотно отозвалась Марина. – Как только он родится, так сразу.

Она мягко опустила сына в коляску и бережно подоткнула ему по бокам одеяльце.

Как-то разговор подруг зашёл о любительских рисунках Марины, и Людмила, заинтересовавшись, попросила показать ей несколько эскизов.

Когда Марина, придирчиво пересмотрев все свои работы, отобрала три-четыре наиболее удавшихся, на её взгляд, рисунка и принесла их на суд подруги, та после долгого, внимательного изучения содержимого Марининой папки подняла просиявший смесью непонятных чувств взгляд.

– Ты утверждаешь, что нигде этому не училась? – В голосе Людмилы звучало явное сомнение.

– Только по пособиям для самоучек, – ответила Марина. – Ну, что скажешь? Тебе не нравится? – Она явно ждала вердикта образованной подруги.

– В некоторых нюансах ещё угадывается рука художника-любителя, – Людмила во всех своих суждениях старалась быть объективной и честной до конца, – но это заметно только при очень пристальном рассмотрении. Что же касается замыслов твоих рисунков, – по крайней мере тех, что я вижу, а также своеобразной самобытной манеры, в которой выполнены эти работы, – Мариш, это грандиозно!

Лицо Марины просияло:

– Тебе правда понравилось?

– Понравилось – не то слово! Тебе бы подучиться немного у профессиональных художников, ну или, на худой конец, у среднестатистического архитектора вроде меня, имеющего в зубах диплом, а за плечами – какие-никакие знания. Но, Марин, правда – у меня нет и десятой доли таких идей и такой самобытности исполнения, как у тебя! Я могу только немного подкорректировать твою технику. Давай попробуем. Покажу тебе кое-какие нехитрые секреты, и – серьёзно – хоть на выставки представляй свои работы! Кстати, могу попробовать организовать выставку твоих картин. Хочешь?