– Алмаз, объявляй привал. Два часа на сон. Парни с ног падают, – отдал я команду.

– Я останусь в дозоре, дядя.

– Нет, Алмаз, отдыхай вместе со всеми. Бессонница мучить меня вздумала, не смогу заснуть. Твои молодые силы утром понадобятся.

Джигиты стреножили коней. Расстелили бурки, устроились на ночлег. Костер разводить не стали. Летом тепло. И рассвет уже близок. Собаки, поворчав, устроились подле хозяев.

Я смотрел на бледнеющие звезды, на тонкую полоску зарождающейся зари и размышлял. Мы прочесали склон. Ушли от подвесного моста далеко вниз по течению реки. Осмотрели берег. Однако ночные поиски не увенчались успехом. Собаки так и не взяли след.

Заря разгоралась. В предрассветной тишине стали слышны всплески разыгравшейся рыбы. С первыми лучами восходящего солнца я разбудил воинов. Наскоро перекусили соленым сыром и лепешками.

– Нужно разделиться, – произнес я, – двое с собакой пойдут у кромки воды, тщательно осматривая нагромождение камней и валежника. А у тебя, Беркут, глаз поострее, с напарником и собакой прочешите еще раз склон. Может, при дневном свете заметишь что-нибудь.

– Хорошо, дядя, – звонко воскликнул Беркут, выпятив грудь колесом от похвалы и гордости. Подхватив с земли бурку и махнув напарнику, парень ринулся выполнять задание.

– Алмаз, заросли бредины тоже хорошенько осматривайте.

– Да, дядя, – откликнулся он, осторожно спускаясь по камням к воде.

Братья Миланы такие разные. Алмаз спокойный, рассудительный, умный не по годам. На него можно положиться, с ним и посоветоваться не грех. Беркут шустрый, горячий, в споре вспыхивает как искра и сразу кидается в драку. Но отходит быстро. Я улыбнулся. Славные парни. И ко мне относятся с почтением, уважительно называют дядей. Хоть и шурины они брату моему Мирту. Значит, по родственным связям мы равны. Я-то Милане деверем доводился.

Другое дело – племянница Изабелла. Шайтан в юбке, а не девчонка. Своевольная. Я ведь к ней всей душой. И советом, и делом помочь готов, и научить. А она слушать меня не хочет. Как еж лесной фыркает да колючки выставляет. Только отца и признает. И тот хорош. Разве можно девчонку то на охоту с собой тащить, то позволять целый день книги читать и с паломниками вопросы мироздания обсуждать? Но и гневиться на нее долго невозможно. Глянет своими глазищами, улыбнется и растопит сердце. Вот и сейчас. Куда ее понесло? Ищи теперь!

Шел я медленно, пристально вглядывался в противоположный берег. Там стремнина, валуны за собой огромные перекатывает. Но вдруг… тело за корягу или расщелину зацепилось. Так добрел до моста. Собачий лай слышался далеко впереди. Привязал коня. Осторожно ступая по шатким доскам, добрался до середины. Осмотрел скалы, лес, русло реки. Голова закружилась.

– Да, дает возраст почувствовать прошедшие годы, чего уж греха таить – признался мысленно, – раньше бегал через этот мост, а если спорил, то верхом на горячем жеребце скакал до другого берега. Теперь же и пешком еле иду.

Прикрыл глаза. Передо мной вновь всплыли воспоминания далеких дней и образ Миланы.

– Ты жива, Милана. Ты жива. Почему я верю в это, ведь столько лет прошло? – задал себе вопрос.

– Дядя! – от неожиданности я вздрогнул. Беркут гнал коня галопом и кричал, – дядя!

– Что случилось? – я ускорил шаг, вернулся к началу моста. Отвязав коня, вскочил в седло.

– Собаки сошли с ума, – джигит остановил жеребца, подняв на дыбы.

– Объясни спокойно, Беркут. Что случилось?

– Собаки сначала взяли след. Потом стали кружить на маленьком пятачке у реки и скулить, – затараторил парень, гарцуя на горячем скакуне.