Слезы хлынули из глаз Леоллы. Нелианский принц поступил, как говорил. Соединил судьбу с подобной себе женщиной из чистой линии, которая ему подарит чистокровное потомство… высшего качества.
– Я для него чужая. И всегда была чужой. А наш ребенок? Что малышка будет значить для него? Нужна ли она ему вообще? На Нелии не принимают детей с дефектами. Гибридное происхождение – тот еще порок.
Леолла понимала, чтобы всегда наслаждаться любовью Релти, она должна была родиться на его планете.
О, если бы Повелитель Вселенной повернул время вспять и предложил ее душе возможность выбора телесного воплощения, она бы принесла в жертву великий дар благочестия велянского бытия. Согласилась бы прожить отмеренный ей срок в жестоком мире под красным небом: не зная детства, не вспоминая о добродетели и милосердии, питаясь плотью и кровью несчастных страдальцев – зверей, птиц, рыб и причудливых морских существ. Она шагнула бы во мрак – скользкий, омерзительный, кровавый, только чтобы получить возможность обладать редчайшим сокровищем Вселенной.
Малиура понимала, что подобного мужчину не найти среди мириад обитаемых планет, она держалась за него… и не смогла удержать, или счастье ждет их впереди?
Слезы текли по щекам Леоллы, капали ей на грудь и большой округлый живот. Впитывались в теплую шерстяную ткань.
– Релти больше не придет ко мне во сне. Теперь он счастлив с Малиурой.
Леолла вытерла щеки горячей ладошкой.
Взволнованная Филима ворвалась в ее тихое убежище, присела рядом на кровати, обняла правой рукой, а левой принялась гладить по голове:
– Скорее успокойся! Слышишь? Напрасно ты доверилась ему. Глупо верить нелианцу. Он хитрый коварный лжец. Пытается обмануть самого Председателя! Ты столько выдержала, потерпи еще чуть-чуть. Осталось немного… Твои переживания спровоцируют преждевременные роды, а лучше, когда все идет своим чередом. Подумай о малютке. Скоро ты возьмешь ее на руки. Вымети из головы ее отца как заплесневелую хлебную крошку из дома. Он далеко, и не поможет. Перестань плакать и дыши ровно. Вот так.
Филима помогла Леолле выровнять дыхание и отняла у нее коммуникатор.
– Заберу повод для расстройства. Позаботься о ребенке. Ей вредят твои панические вибрации. У нее повышенная чувствительность к энерговолнам – не забывай об этом.
Ночь стала мучительным временем для Леоллы. Чувствуя тревогу матери, дочка притихла, не шевелилась, и оттого еще печальней становилось на сердце, все тяжелей терпелась прикипевшая к нему гнетущая тоска, и отлепить ее словно пиявку не хватало душевной воли. Душа, избалованная космическими романтическими путешествиями, одурманенная иллюзией взаимной любви, стала изнеможенной бабочкой в паутине, видящей приближение паука, но неспособной сделать еще один – заведомо бесполезный рывок, не находящей сил в последний раз взмахнуть опутанными крыльями.
Уснуть боялась, и не приходил к ней сон. Сам точно бы ее пугался, силился отсрочить встречу.
Глаза то закрывала, то распахивала. Лежа на боку, смотрела в стену и пыталась, как в детстве, разглядеть на шероховатой краске при тусклом свете масляного ночника силуэты животных, лица сказочных персонажей. Ничего не выходило. В глазах плыло, сосредоточиться не удавалось. Только дурачок Шешпеленеф, не иначе как насмехаясь над ней, выглянул из серого наплыва краски на стене.
Вдоволь нагулявшись и развеявшись на просторах своего царства, сон все же соизволил к ней явиться поутру. Смежил припухшие от слез веки. Перенес на остров, где отныне для нее нет места, ведь там хозяйничает Малиура.