С другой стороны, отец с матушкой выбрали дату, договорились с дядькой Клайвом, который пару тягловых быков-мусков держал, чтобы в двадцать пятый день яблочной лунницы он меня и отца на станцию магорельса доставил. Это означало, что от своей затеи отправить меня в Холдридж на ярмарку невест родители отказываться и не думали.

Впрочем, я и сама не возражала. Никаких вестей о лунном, которого мы с близнецами в лесу подобрали, ни через пять, ни через десять дней не появилось. Луавы над лесом больше не летали, да и серебряных стражей не видать было. Если б не колечко, которое я на шнурке на шею повесила, то подумала бы, что приснился мне упавший с неба молодой дракон с белыми волосами и лицом прекрасным, будто лик Алулны.

И только за день до отъезда кое-то необычное произошло. Ровно к вечере гость к нам нагрянул, да не кто-нибудь, а целый староста поселка.

― Вечера доброго в дом! ― поприветствовал он нас, ступив на порог.

― И тебе не хворать, дядька Финнеган, ― отозвался отец, поднимаясь с лавки и пожимая руку старосты. ― Присядешь, повечеряешь с нами?

― За приглашение благодарствую, да только надолго вас не задержу. Одно спросить хочу: не натворили ли близнецы ваши да Рейка чего-нибудь этакого?

― Какого ― этакого? ― насторожилась матушка и тоже с лавки встала, к порогу пошла. ― Сам знаешь, дети у нас в строгости воспитаны, Небесную Покровительницу чтут, старших уважают, тех, кто слабее ― не обижают.

Староста закивал:

― Знаю, знаю! Ни разу ничего плохого о братьях и о старшенькой не слыхал, если не вспоминать их детских шалостей.

― Тогда к чему вопросы такие, дядька Финнеган? ― потребовал отец.

― А к тому, ― развел руками староста, ― что письмо мне пришло от секретаря первого советника фратрии, а в письме том от имени самого советника вопрос: есть ли у нас в поселке юнцы по имени Байл и Берр, и молодая девица, которую в просторечии Рейкой кличут.

Так уж вышло, что за прошедшие дни ни я, ни близнецы не проболтались про лунного, и до этого вечера родители жили в счастливом неведении о наших с братцами приключениях. Зато теперь матушка схватилась за сердце, охнула протяжно, поспешно опускаясь на табурет прямо у входа: ноги ее тут же держать перестали.

Мы с Байлом и Берром переглянулись. Парни пожали плечами: мол, ты старше, умнее, ты и объясняйся, а мы, как всегда, поддакнем. Родители этих переглядок не заметили, не до того им было.

― А что еще секретарь пишет? Может, сказал, по какой надобности детей наших разыскивает? ― пытаясь отдышаться, пропыхтела матушка.

― Кто письмо доставил? Скоро ли ответ дать надобно? ― добавил свой вопрос отец.

Староста все-таки прошел в гостиную, присел у стола, махнул мне рукой, чтобы морса ему налила. Отпив пару глотков, взялся рассказывать:

― Письмо из Холдриджа государевой соколиной почтой доставлено. Сами знаете, что это означает. Ответ нужен быстрый и правдивый, за утаивание или предоставление ложных сведений по головке меня не погладят. А вот как про близнецов и Рейку аж в Замке-на-скалах прознали, и с чего ими сам первый советник заинтересовался ― о том в письме не сказано. Может, у молодежи спросим?

Старшие ― все трое ― обернулись и вперились в моё лицо строгими требовательными взорами. Тут уже у меня под коленками затряслось. Благо, я сидела по другую сторону стола от старосты, так что слабость в ногах скрывать не пришлось. А вот отвечать на вопросительные взгляды было необходимо.

― Ма! Па! Не хотели мы вас тревожить, ― начала я издалека. ― Так уж вышло, что за день до смотрин мы Байлом и Берром серебряного стража в лесу нашли едва живого, да к Немому снесли. Страж в людском облике был, в беспамятстве лежал. Больше ничего о нем не знаем. Дед ему помог, и той же ночью страж улетел.