Проходит полчаса. Дина покидает могилу и разворачивается корпусом в мою сторону. Идёт на ватных ногах, смотря перед собой отрешенным взглядом.

Я догоню её! Обязательно. Обниму. Прижму крепко к груди и попытаюсь успокоить, но чуть позже! Сейчас я просто бегу к той могиле. Останавливаюсь возле оградки. Смотрю на памятник. Чёрный гранит. Мужская фотография. Отец. Я хватаюсь за виски пальцами и растираю круговыми движениями. Быть такого не может. Умер в тот же месяц, когда меня закрыли в СИЗО.

Делаю глубокий вдох. Перевожу взгляд на второй памятник в виде маленького ангелочка. Читаю надпись и ощущаю, как в жилах стынет кровь. По позвонкам бежит ледяной пот. Перед глазами всё плывёт.

Чёрт! Это слишком больно…

18. 17

17

Дина

Я плачу. Рыдаю в три ручья, хлюпая носом. Эта боль на грани всех возможностей. Не знаю, как держусь, как иду на подкашивающихся ногах. Я просто иду. Медленно. Неуверенно. Шаг за шагом.

Снова здесь, как и в прошлую субботу, и в позапрошлую. За неделю на могиле много выросло травы, почему-то. Были дожди? Не помню. Кажется, я ничего не помню. Я будто живу на каком-то автомате. Робот, а не человек.

Хочу остаться здесь. С ними. С любимым папочкой. С Алёшкой…

Нет. Невозможно разделить себя на две части. Я здесь, а они… там.

Мама отошла от горя, а я – нет. До сих пор болит в грудях. Сжимает. Давит. Задыхаюсь. Господи, но почему ты забираешь у нас самых дорогих людей, самых близких? Папа болел. Сильно. Неизлечимо. Рак не щадит никого и его не пощадил. Только узнали и сразу начали готовиться к операции. Искали деньги. Много денег. Не успели. Папа умер, а потом… Был туман.

Я вытираю слёзы ладонью и прикусываю кулак, чтобы не рыдать громко. Хотя рыдать громко очень хочется. Да не рыдать даже, а выть. Упасть на колени, схватиться за голову двумя руками и заорать! Чтобы испугались все птицы. Чтобы замолчали все моторы автомобилей. Но я не ору. Уже нет. Антидепрессанты сделали своё дело, и плюс свалившиеся на голову проблемы. После похорон папы мы с мамой продали квартиру. Нужно было раздавать долги, а потому согласились отдать нашу трёшку в центре города за очень смешные деньги. Выкарабкались. Переехали жить в спальный район. Я вернулась в учебу, мама – на работу. Жили как-то до тех пор, пока меня не положили в больницу с угрозой прерывания беременности. Лежала трижды и снова деньги. Потратили почти все, что было.

– Дина! – низкий баритон врывается в подкорку.

Сошла с ума? Наверное.

– Дина! – опять его голос.

Да, что ж это такое? Разве трудно отпустить? Не понимаю. Совсем. Почему он мучает меня? Я же забыла его. Или снова обострение? Психолог говорил, что голос может вернуться. Правда его не было последние полгода, а теперь… Снова здесь. В моей голове!

– Стой! Дина! – это не голос в моей голове. Этот голос настоящий. Его...

На плечи опускаются руки. Цепкие пальцы впиваются в мою кожу. Давят. Он разворачивает моё тело лицом к себе. Встряхивает. Дёргает за подбородок, призывая поднять взгляд на него, а я…

Медленно теряюсь в пространстве. Ноги шатаются. Руки не слушаются. В голове бахает молот, а сердце скачет настоящим галопом.

Не верю. Отказываюсь верить своим глазам. Что он здесь делает? Почему смотрит на меня покрасневшими глазами? Плачет? Нет. Отрицательно киваю головой. Дина, не сходи с ума, пожалуйста!

– Почему ты мне ничего не сказала? – кричит грозно, пугающе.

Я шевелю пересохшими губами. Хочу сказать, но, кроме дурацких звуков, ничего больше не произношу.

– Дина! Твою мать! Говори со мной! – орёт ещё громче.