И все же, еще не доехав до Лондона, она взяла себя в руки. Нэнси могла, по ее собственному выражению, выпадать в осадок, но ни за что не показала бы этого. Она привела в порядок свое лицо, немного подпорченное вагонной пылью и, возможно, случайной слезой. А позже, в квартире на Керзон-стрит, она не обошлась без маленького драматического выхода, двинувшись с протянутыми руками к Кэтрин, которая сидела в темном шелковом халате перед подносом с припозднившимся утренним кофе и горячими тостами.

– Кэтрин, дорогая! – воскликнула она, как будто с их последней встречи прошла целая вечность. – Как приятно снова тебя видеть! – Она прильнула щекой к щеке Кэтрин, откинула в сторону подушку, села рядом на диван и лучезарно улыбнулась. – Мне было чертовски скверно на севере.

Кэтрин деловито пододвинула поближе поднос:

– Только позавтракай и все мне расскажи.

– Дорогая! – Нэнси театрально передернула плечами. – Я не могу съесть ни кусочка. Я невероятно расстроена.

– Что? Ты ничего не ела с утра?

– Ничего-ничего! Только омлет или что-то в этом роде, тосты и апельсиновый сок… О, я забыла.

При таких потрясениях и обидах на весь свет ей было не до диеты.

– Мне пришлось лететь к тебе, просто лететь, чтобы все рассказать.

– Ты, конечно, виделась с Крисом.

– Да, – кивнула Нэнси. – Он был милым, удивительно милым – встретил меня на вокзале, отвез на Джон-стрит. Но я хотела увидеть тебя, Кэтрин. Я хотела поговорить с тобой наедине.

– Хорошо, – успокаивающим тоном произнесла Кэтрин. С непринужденным видом она налила в чашку кофе, добавила сахара и сливок и поставила перед потерянной Нэнси. – На самом деле я ожидала, что ты заглянешь. Но тебе не стоит терзаться насчет этой постановки.

– «Постановки»! – воскликнула Нэнси с гримасой отвращения. – Если бы это была постановка! И все же я не знаю. Возможно, это все-таки постановка или могло бы быть постановкой, если бы эта женщина, Рентон, не убила ее. Она разделала ее и выложила на плиту, как куски баранины. Эта Рентон безнадежна. Она не может играть. Она никогда не умела играть. И в любом случае она слишком стара. О, если бы только мне дали эту роль, Кэтрин! Хотя, извини, я была довольно хороша в своей собственной, я словно прожила в ней. По крайней мере, я дала этому мерзкому спектаклю шанс. О Кэтрин! Мне так хотелось блеснуть в Вест-Энде. Сейчас как раз тот момент в моей карьере, когда мне это не помешало бы.

В приступе досады Нэнси внезапно подняла чашку кофе и осушила ее.

Подавив улыбку, Кэтрин изучала свою племянницу. Несмотря на тяготы ночного пути на поезде, она никогда еще не выглядела так привлекательно, как теперь, под наплывом эмоций, отчасти вызванных реальностью, а отчасти игрой, что Нэнси не слишком любила признавать. Да, не было никаких сомнений, решила Кэтрин, что сейчас Нэнси получала удовольствие от собственных драматических эффектов. И конечно, они ей очень подходили.

– Да, пожалуй, жаль, что так вышло, – наконец сказала Кэтрин. – Но разве все это так уж важно?

– Конечно важно, – возмущенно выпрямилась Нэнси. – Что за идиотский вопрос, Кэтрин!

– Я просто подумала о нашем друге Мэддене, – мягко ответила Кэтрин.

– Дорогая, – запротестовала Нэнси. – Я понимаю, что ты имеешь в виду, и все такое. Я обожаю Криса. Но я обожаю и театр. И у меня перед собой есть какие-то обязательства, перед артистом во мне. Ты же знаешь, как я прекрасно справляюсь с любой ролью, я действительно очень быстро все схватываю. А теперь этот крах в самый важный момент! О, я знала, что это глупая постановка. Она заслуживала провала. Но в провальной ситуации оказалась я сама, и я не могла от нее убежать. Это было бы трусостью.