– Бывает, что и мутятся родники… – тихо проговорил отец Игнатий, глядя вдаль, где за деревьями, внизу, синела на солнце разлившаяся река.
– Это когда, наверно, землей завалят или еще что… – сказал Петр Андреевич.
– Нет… – сказал священник. – У преподобного Серафима Саровского иначе было. Пришел к нему офицер благословения попросить, а источник, возле которого преподобный стоял, вдруг мутным в это время стал. Прогнал святой старец офицера, так и не дав благословения.
– Так это из-за офицера, что ли, источник замутился?
– Из-за него… Такой, видно, уж это человек был.
Петр Андреевич покрутил головой, но спорить не стал, не хотелось почему-то, спросил только:
– А когда это было?
– Святой Серафим Саровский в прошлом веке жил. Как раз когда и Пьер Безухов ваш любимый. Вполне по времени и Пьер Безухов мог бы за благословением к Серафиму Саровскому прийти.
– И что же? Ему бы тоже он благословения не дал?
– Откуда же я знаю… Это только самому батюшке Серафиму ведомо было, какой человек приходит к нему. Если злоумышление какое таит в душе или злобу к России – все насквозь видел преподобный. А Пьер масон был, декабрист опять же… Может, и его прогнал бы Серафимушка. Великий молитвенник за Россию был…
Отец Игнатий замолчал. Молчал и Петр Андреевич. Тихо было. Только журчал сбегающий от родника к реке ручеек да еще тихо шуршал, покачивая ветки, гуляющий здесь, наверху, ветерок.
– Спаси, Господи, люди Твоя… – задумчиво проговорил Петр Андреевич. – А что, это молитва такая?
– Да… Молитва за Отечество… Тропарь Кресту… – сказал отец Игнатий, вставая. – Спасибо вам, что родники показали.
– А вы дорогу-то назад найдете? – Петр Андреевич тоже встал. – Мы ведь далеко зашли…
– Найду… Я запомнил… – улыбнулся отец Игнатий. – Да и храм видно, так что не заблужусь. А вы еще здесь посидите?
– Ага… Да мне вообще напрямик можно к себе пройти. Тут, если через лес, не так уж и долго до нашего поселка.
– Ну, хорошо тогда… С Богом…
– До свидания… – сказал Петр Андреевич, глядя вслед уходящему священнику.
Он уже отошел на несколько шагов, когда Петр Андреевич окликнул его:
– Отец Игнатий!
– Да? – Священник обернулся к нему.
– Понимаете… – смутился Петр Андреевич. – Ну, в общем, я чего хотел сказать… Ну, значит, прежний-то батюшка каждый раз спрашивал, когда я креститься буду… Вот… А вы почему-то даже и не поинтересовались.
– Но вы же сами говорите, что вы – толстовец…
– Ну и что, что говорю? Вы же тоже мне объяснили, что, может, и не толстовец я совсем. Может, я только думаю, что я толстовец?
– Хорошо… – сказал священник. – Если вы надумаете все-таки креститься, приходите. Храни вас Бог…
И он ушел, скрылся в нежно-зеленых березках. А Петр Андреевич снова опустился на поваленную сосну, вытащил из кармана сигарету.
«Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое…» – вспомнил он и почувствовал, что ему хочется заплакать, так хорошо, так покойно сейчас было душе.
Клонилось за верхушки деревьев уходящее солнце. Вытягивались тени, и все журчал и журчал негромко бегущий от родников к реке ручеек…
Да еще «Спаси, Господи, люди Твоя…» время от времени едва слышно повторял Петр Андреевич, и чистые слезы сами бежали по лицу.
Петр Андреевич не вытирал их…
Ночной дождь
Весь день лил дождь. Не стих он и к вечеру.
– Вот ведь льет-то… – сказала Анна Петровна, останавливаясь у окна. – Словно конец света наступает.
– Ложитесь спать, мама! – ответила Вера.
Она тут же пожалела, что не удалось сдержать вспыхнувшую досаду, но едва пожалела об этом, как рассердилась и на себя, и свекровь еще сильнее.