– Ну-ну, без телячьих восторгов, Шура. Не надо оваций… Неужели вы и теперь опуститесь до низкого пижонства?

– Вот крест святой, Остап Ибрагимович, ни за что! – горячо выпалил и перекрестился Балаганов. – Положите вот здесь что угодно, не возьму чужого. Я сейчас другим человеком стал. Смотрите, какой у меня нательный крест, – распахнул Балаганов пиджак, жилетку и расстегнул рубашку. На груди бывшего карманника и мелкого воришки висел на серебряной цепочке золотой крест с распятием.

Да, с тех пор жизнь Шуры Балаганова резко изменилась и стала на прочный исправительный путь. Он как на исповеди все рассказал отцу Никодиму, за что задержал его милиционер. А когда рассказал, то кающимся голосом пояснил:

– Машинально, святой отец, клянусь, машинально. У меня же и деньги есть… – сунул он руку в карманы, намериваясь показать священнику одну из пяти пачек денег, но не решился.

– Понимаю, раб божий, искушение тебя взяло нечистым поводом. Да простит тебя Бог. Возвратил ли ты украденное пострадавшей?

– А как же, святой отец, она взяла свою эту жалкую, ничтожную сумочку.

– Ну что ж, едем ко мне, раб божий. Величать тебя как?

– Александром, батюшка.

– Вот, Александр, поживешь у меня. Поможешь по дому, если таково желание в твоей душе будет. Послушаешь проповеди. И даст Бог, Всевышний вразумит тебя, отвернет тебя, раб божий Александр, от лжи, обмана и посягательства на чужое.

Всю осень и зиму Балаганов прожил у священника. Колол дрова, носил воду, очищал двор от снежных сугробов и слушал церковные проповеди и богослужения. Но когда наступил Рождественский пост, то чуть было вновь не сорвался и не сбежал от отца Никодима. Но взяв себя в руки, не без помощи священника, продолжил жизнь в тепле, хотя и впроголодь, так как в доме священнослужителя и матушка, и все домочадцы постились. И чтобы удержаться, не свернуть с честной дороги, Балаганов время от времени шел в город, заходил в частный ресторан и наедался там до отвала не только постной пищи, но и скоромной.

И вот наступило Рождество Христово. Боже, как понравился этот святой праздник Шуре! Никогда он еще не праздновал эту первопрестольную дату.

У отца Никодима все делалось по церковным канонам, по установившимся домашним традициям. Было наготовлено много разных праздничных кушаний, и даже на столе красовался запеченный молодой поросенок. А в углу зала стояла пахучая расцвеченная игрушками и свечами елка. Кругом было праздничное убранство, все домочадцы священнослужителя были торжественно веселы и нарядны.

– Все это хорошо, дорогой Шура. Так вы плывете из Екатеринославля? Как там оказались и почему в Киев?

– Когда отца Никодима арестовали, я по просьбе матушки и его личной, переданной из тюрьмы, выполнял их нижайшую просьбу. Отвез в Екатеринославльскую епархию две ценные иконы, большой серебряный крест с распятием и камнями, кадило, лампаду и праздничную ризу отца Никодима.

– И все это без утайки доставили по назначению? – недоверчиво смотрел Остап на Балаганова.

– Вот крест святой, Остап Ибрагимович, я же на иконе поклялся и крест вот у меня освященный церковью, – приложил Балаганов руку к груди.

– И вы действительно стали верующим?

– Не то, чтобы таким уж верующим, как церковники, но по душевному своему состоянию верующий, – кивнул Балаганов. – Не таким, конечно, верующим, как отец Никодим, его матушка и их домочадцы, но верующий, – повторил убежденно бывший уполномоченный по рогам и копытам.

– Это поразительно, Шура. Вы меня просто удивили как никто другой, зная вас в прошлом и слушая вот теперь. Ну хорошо, выполнили вы волю отца Никодима, отвезли, и что? Зачем плывете в Киев? Снова какое-то поручение церковников?