Здесь надо пояснить, почему эта афиша вызвала у великого комбинатора такие эмоциональные слова.

После краха конторы «Рога и копыта» Бендер оказался в безденежном состоянии. Проезжая мимо І-й Черноморской кинофабрики у него родилась мысль написать киносценарий для многометражного фильма.

Живя на постоялом дворе, Остап при свете керосиновой коптилки за ночь написал киносценарий под названием «Шея». Утром понес его на фабрику. Пробившись сквозь ералаш, царящий там, Бендер предложил свой сценарий.

– Какой? – спросили его.

– Хороший! – убедительно ответил Остап.

– Для кино немого или звукового?

– Немого.

– Не надо!

– Как не надо!

– Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам.

Звуковики тоже ответили отказом, так как звукового кино еще нет.

– Да как же так?! – потряс листами своего творения Остап.

– Да так. Немое кино уже не снималось, а звуковое еще только организовывалось с неполадками в связи с переходом от немого к звуковому кино. И тут до сочинителя скороспелого сценария дошел слух, что в какой-то комнате сидит человек и срочно творит звуковое кино. Остап бросился к нему. Новатор звукового кино оказался глухим. Криком Бендер заявил о своем сценарии.

– Прекрасно! – сказал глухой. – Мы сейчас же втянем вас в работу.

– А как насчет аванса?! – прокричал Остап.

– «Шея» – это то, что нам нужно. Посидите здесь, я сейчас вернусь, и со сценарием в руке глухой скрылся за дверью.

Прождав около двух часов, Остап вышел из комнаты и узнал, что глухой звуковик уже давно уехал и не вернется, так как его срочно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Это рассмешило бы Бендера, а сейчас ужаснуло, так как глухой увез его сценарий многометражного фильма «Шея».

Клуб работников гужевого транспорта находился в бывшем фуражном складе. Над массивной дверью, оббитой жестью, висел транспарант:

Остап бесстрашно шагнул под тяжелые своды извозчичьего храма Мельпомены и осмотрелся.

Сквозь высокие и узенькие окна падали скупые пятна света на нестройные ряды скамеек, стульев и табуреток. Низкая сцена была прикрыта занавесью с намалеванными на ней двумя хомутами, оплетенными конскими сбруями. Через разбитые стекла окон слышался птичий щебет. За стеной рыдала скрипка. Пахло дегтем, овсом и мышами.

– И ходют тут, и ходют. И чого? Вже и касса биля самого входу, – заворочался недовольно тулуп, лежащий иа трех табуретках.

– Мне Глухомлинов, о, как нужен, папаша, – провел рукой у шеи Остап, наклонившись над тулупом.

– Глухой? Сам дирехтор? Так його и немае ще… Ага, чекай, – приподнялся старик, – ось вин идэ…

Сердце у Бендера радостно забилось, когда в просвете широких дверей он увидел глухого с портфелем.

– До вас! – выпалил в ухо глухому сторож, тыча рукой в Остапа.

– Я насчет плагиата! – заорал Бендер. – Узнаете?!

Глухой, не узнавая еще Бендера, блеснул золотыми пенсне и согласно кивнул бедуинской бородкой:

– Пожалуйста, прошу ко мне. Мы сейчас втянем вас в работу… Нам нужны свежие силы…

– Я насчет плагиата! Узнаете?! – еще громче закричал Остап, грозно продвигаясь к глухому.

Бородка взметнулась кверху, стекла пенсне уставились на Остапа, рука судорожно закачала портфель. Глухомлинов узнал автора «Шеи»…

Дальше разговор шел в директорском кабинете – весовой, обклеенной афишами с лошадиными мордами.

– Таких, как вы, я бы давил столбом весом в двести четырнадцать кило. Но вас я давить не буду. Я человеколюб, я психиатр и пока свято чту уголовный кодекс, – расхаживал Бендер шагом судьи вокруг своей жертвы.