Она умолкла. В голове вдруг отчетливо пронеслись мысли, что возникли у нее тогда, в восемнадцатилетнем возрасте, когда она провожала взглядом уходящую мать, которая, хлопнув дверью, оставляла за собой шлейф аромата духов.
«Я не хочу быть такой матерью, которая, словно тринадцатилетний подросток, вечно ноет и дезертирует, неустанно твердя: „Как же это все ужасно, как невыносимо!“ Я ни за что не стану такой, всегда и всем недовольной матерью…»
5
– Тетя, пора ехать! Бабушка, мы пошли!
Подняв глаза, она увидела сестру и Джени в куртках и с сумками в руках.
– Мама, мы поехали! Если пробок не будет, я быстро обернусь.
Не успели они сесть в машину, как Джени оживленно спросила:
– Музей естественной истории? В лобби перед динозавром?
– Да. А отсюда далеко?
На ее вопрос Джени заливисто рассмеялась.
– Нет, не очень. Ну и ну, тетя! Так, значит, сегодня у тебя свидание с первой любовью? Вот это романтика! Да еще и у динозавра в Музее естественной истории… И чья же это была идея? Скорей всего, твоя, тетя? Ты же у нас профессор литературы? Надо и мне в старости предложить своей первой любви встретиться там. И ничего, что после расставания уже пройдет куча лет… все равно не больше ведь, чем динозавру…
– А у тебя, Джени, уже была первая любовь? – спросила она, и сестра насмешливо фыркнула:
– А то! Уже пятая…
Не дав матери договорить, Джени пожаловалась:
– Думаю расставаться. Что-то не ахти… А если честно, тетя, то я ужасно скучаю по своему третьему…
На мгновение в машине повисла тишина, после чего они с сестрой, не сговариваясь, одновременно расхохотались.
– Чего-чего? По третьему, говоришь, скучаешь? – переспросила сестра.
– Ага. Мне кажется, его я любила по-настоящему, – со всей серьезностью ответила Джени.
Вволю посмеявшись, она сменила тему:
– Джени! Тяжко тебе балетом заниматься?
– Тяжко, – без промедления ответила племянница.
– Да уж, представляю… Ведь, стоя на кончиках пальцев, по сути, приходится бороться с силой притяжения, то есть с матушкой-природой, а может, даже и с самой собой…
– Тетя, на цыпочках танцевать не трудно. Самое сложное – замереть, стоя позади тех, кто танцует на сцене. Но наша преподавательница говорит, что неподвижное стояние – это тоже танец…
Высадив Джени перед балетной студией, машина миновала излюбленный корейцами район Флашинг и подъехала к мосту Квинсборо. Перед глазами вырос лес небоскребов Манхэттена, напоминающих гигантские деревья юрского периода.
– Ты все это время поддерживала с ним связь?
Местоимение «с ним» резануло уши. Хотя она и сама не знала, как его теперь называть. Во время их редкой переписки в Сети ей удавалось так или иначе избегать обращений.
– Надо же! Сегодня пятница, я думала, дорога будет забита, а пробок, на удивление, нет.
– Правда? Вот и хорошо!
– Через полчаса будем у Музея естественной истории. Ничего, что слишком рано приедем?
– Все в порядке, подожду внутри.
Когда они подъезжали к музею, дождь почти прекратился. Зато ветер усилился, а между высоченными зданиями сгустились хмурые тучи. Хоть календарь и показывал середину марта, но холод стоял по-настоящему зимний.
– Ну и погодка! С одеждой я явно не угадала… Одно название, что март… ни в какие ворота! А в Корее, говорят, слива зацвела…
– Да здесь вообще погода – отстой…
У сестры вырвался смешок – она, видимо, и сама от себя не ожидала, что произнесет жаргонное словечко.
– Так, значит, все эти годы вы общались? – повторила сестра вопрос, на этот раз не упомянув с кем, но и без того было понятно. Сестра тоже не знала, как его теперь называть.