Процесс начался. Я была за развод, барон против. Разумеется!

Заслушивались показания свидетелей, очевидцев измены, соседей, стражи. Тут деваться было некуда, кобель, подтвержденный со всех сторон.

Мне дали слово. Я в лучших традициях трагедий Шекспира поведала об обманутых надеждах, поруганной чести, разбитых мечтах и прочем морально-этическом мусоре, не подлежащем восстановлению. Я была сдержанна, логична и чертовски убедительна.

– Еще пятьдесят лет назад такой унизительной для меня, как мужа, ситуации не возникло бы, – начал барон свою речь. – Я как супруг и господин, запер бы строптивую жену в башне, не позволяя ей позорить нашу семью.

В зале громко засвистели.

– Мы позволили нашим супругам не стоять на нашей спиной, а встать рядом и участвовать в решениях, касающихся семьи. – Продолжил барон. – К чему это привело? К хаосу! Слабый женский ум, ведомый страстями, ведет семью к краху! Отсутствие опыта, мудрости, знаний не позволит женщине вести дом и семейный бюджет, разве можно вручать ответственность за процветание поместья с сотнями вилланов в слабые женские руки? – Барон закатил глаза. – Мы знаем удачные примеры образцового хозяйствования, но то были достопочтенные вдовы, научившиеся держать бразды правления у своих супругов за время долгой семейной жизни. Прошу суд учесть крайнюю молодость моей супруги и ее неосведомленность в… да ни в чем, кроме тряпок и украшений! Пожалейте родовое достояние и не допустите разорения вилланов! Нам нельзя разводиться! По крайней мере, до тех пор, пока я не научу жену… э-э-э… азам домоводства!

Жидкие смешки были заглушены недовольным ропотом.

Не знаю, кто ему писал речь, но барон ухитрился задеть каждую женщину в зале. А уж матроны Совета Матерей еле сдерживались, готовясь растерзать жалкого смертного, посягнувшего на женское право распоряжаться домашним хозяйством!

– Прошу также учесть деликатное положение баронессы. Вскоре она не сможет ничем управлять ввиду крайней хрупкости организма. Можно ли вверять баронство особе, не способной самостоятельно надеть туфли? Уязвимость нежного женского тела и забота о будущем наследнике взывает к вашей совести! Баронесса и баронство нуждаются в помощи, каковую я и готов всесторонне оказать! Нам нельзя расставаться!

Гордый и довольный собой, барон пронзил меня взглядом еще раз и сел на свое место.

Судья вызвал лекарей. Оба подтвердили мое интересное положение. Мой целитель, не моргнув глазом, подтвердил заключение целителя от Рулли.

Унылый управляющий, скрепя сердце, признал, что денег на содержание дома стало уходить в три раза меньше, а порядка в доме стало больше. В способности баронессы управлять домом и землями он не сомневается.

Управляющий вздохнул и утер платком обильный пот.

– Предатель, – прошипел барон.

Ха! У управляющего, между прочим, тоже имелась жена! И дочка на выданье, мечтающая о собственном салоне мод. А жена управляющего обожала цветы и разбиралась в них не хуже господина Тотамаля. Будет ли управляющий спорить с новой начальницей оранжереи и ставить палки в колеса собственной дочери? Барон мог дать денег. Я давала шанс на перспективу и собственное дело.

– Кхм, – робко кашлянул представитель Совета Отцов. – Стоит ли строго судить барона за поступок, естественный для молодого здорового мужчины? Он просто щадит чувства и тело своей молодой супруги! И защищает нерожденного наследника! Наше мнение: брак следует сохранить!

– Ничего более возмутительного я не слышала! – встала одна из Матерей. – Тут, в стенах здания, служащего оплотом справедливости, представитель Совета Отцов поощряет распутство! Барон запустил хозяйство, развел воровство среди прислуги, швыряет деньги на содержанку, о чем известно всему городу, и при этом говорит о заботе! О защите интересов законной супруги! Бессовестная ложь! Известно ли суду, что украшения на пассии барона из числа фамильных и принадлежали матери барона? Я помню их!